I love humans. Always seeing patterns in things that aren't there. ©
Название:«Почему ты меня избегаешь?»
Автор: Black Bride
Бета: Шрай
Фандом: Sherlock BBC
Дисклеймер: все лавры BBC, Моффату, Гэтиссу и Сэру А.
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Шерлок/Джон
Жанр: романс
Предупреждение: POV Шерлока, слэш, возможно ООС
Размер: 2450 слов
Описание: Шерлок старается отдалиться от Джона, но последний составляет с ним серьезный разговор
читатьЕще стоя в прихожей нашей квартиры на Бейкер Стрит я знал, что ты ждешь меня на кухне. В темноте. На это указывали приоткрытая дверь твоей спальни этажом выше, – если бы ты был у себя, то закрыл бы ее, - куртка на вешалке в прихожей, - ты не так давно вернулся с работы, попав под начинавшийся дождь, - и выставленные тобой с кухни колбы с реактивами, обычно стоявшие на трехногой табуретке в дальнем углу кухни, а теперь нашедшие свое пристанище на столике в гостиной, просматривающейся уже с лестницы. Но квартира была погружена во мрак. И ты сидишь на той самой табуретке на кухне. Зачем?
Если бы обстоятельства не складывались так, как складывались, я бы мог предположить, что ты по какой-то глупой традиции, заведенной в мире обыкновенных людей, решил подкараулить меня в темной комнате, а потом, когда я появлюсь на кухне, включишь свет и закричишь «сюрприз!». Хотя, мне кажется, я следил, чтобы информация о дате моего рождения до тебя не дошла. Я видел подобный бред в каком-то ужасном тв-сериале, и ты тогда объяснил, что, вроде как, эффект неожиданности – это приятно.
Эффект неожиданности - это действительно приятно. Но только в том случае, когда эта неожиданность касается внезапно свалившегося на твою голову маньяка, появления новых обстоятельств дела, которые в корне меняют ход расследования, или, на худой конец, приятного известия о том, что Майкрофт на две недели улетел в командировку на собрание Большой Двадцатки в Китае, а это значит, что за исключением потока смс, на которые я, конечно же, не отвечу, он целых полмесяца не будет никому надоедать.
Все это я еще могу понять. Но в остальном перспектива изображать удивление при включении света в темном помещении представляется мне более чем сомнительным удовольствием.
- Зачем ты сидишь в темноте? – спрашиваю я, проходя в кухню и на ходу снимая сперва пальто, а потом и шарф.
Из дальнего угла слышится шуршание.
- Может, жду, что твое появление озарит все вокруг, пролив свет на то, что происходит, - твой голос звучит недовольно.
У тебя отлично получаются саркастические замечания, Джон. На язык тебе не попадайся – ни в реальной жизни, ни в сети.
- А что происходит? – я устало потираю переносицу: снова «серьезный разговор».
Четвертый за неделю. По чести сказать, у меня уже просто нет сил и желания их избегать, находясь с тобой в одной квартире.
Глаза привыкли к темноте, и я продвинулся к дальней стене, где на освобожденной из-под завалов химических склянок табуретке сидишь ты. Похожий на нахохлившуюся птицу. Прямо как Майкрофт, когда он чем-то недоволен и ждет разъяснений. Как правило, его ожидания так ничем и не вознаграждаются.
Уж не переобщался ли ты с ним в последнее время?
- Шерлок, - начинаешь ты свою давнюю песню, - почему ты меня избегаешь?
- Я не избегаю тебя, - жестко, безапелляционно, давая понять, что тут нечего обсуждать. Кажется, тебя я все же не убедил.
Я не избегаю тебя, Джон. Я тебя оберегаю. Пытаюсь отдалиться, оградить тебя от себя и от всего, что меня окружает. Ослабить ставшую слишком ощутимой связь.
После того случая в Рейхенбахе, когда мы чуть не погибли, я просто не мог оставить все, как есть.
О, я был даже благодарен Джиму Мориарти за то, что тот показал мне мое – и твое – слабое место и стал катализатором процесса сепарирования.
Я не мог позволить, чтобы моему доктору впредь угрожала такая опасность. Похищения китайской мафией – лишь детские шалости. Они меня не впечатлили, хотя должны были заставить задуматься уже тогда.
Играть чужими жизнями – это так легко. Люди умирали, умирают и будут продолжать это делать: в доме ли престарелых или на операционном столе, а может под пулями в Афганистане… Это мало меня заботит. Но ты, Джон, должен жить.
Я не раз поражался тому, как в человеке, прошедшем войну – бессмысленную, беспощадную, с привкусом песка на зубах, - осталось столько доброты и тепла. Столько душевных сил, преданности делу, желания помогать людям. Во имя чего, Джон? Я плохо разбираюсь в человеческих качествах, но вынужден признать, что даже я нахожу твой случай удивительным.
И потому не смогу, если с тобой что-нибудь случится, отнестись к этому так же спокойно, как отношусь к остальным людям.
Когда я впервые поймал себя на этих мыслях, то немало удивился. Самоанализ – не моя сильная сторона, да и в деле пригождается редко. Но, тем не менее, я знаю, что мне не свойственно проявление привязанности.
За несколько недель, пока я разрабатывал новую линию поведения с тобой, у меня было время разобраться. До причин я так и не дошел, но принял, как данность: я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось по моей вине.
Отсюда – все более короткие, резкие разговоры: две дежурные фразы – и хватит. Отсюда – все менее продолжительно пребывание в одной комнате, если это было возможно: под любым предлогом стараюсь скрыться в кухне, морге или просто всячески даю понять, что тебе лучше уйти к Саре. На дело я брал тебя теперь лишь в случае, когда понимал, что действительно не справлюсь сам из-за ограниченности во временных ресурсах. К сожалению, я не могу разорваться.
Нет, Джон, я тебя не избегал. Я оберегал тебя. А ты, как последний болван, - ведь это ты, а не я, должен разбираться в скрытых мотивах и эмоциях людей, - приставал ко мне с обвинениями и допросами.
В первый раз ты сказал, что, наверное, это ТЫ чем-то меня обидел, и даже извинился. Чем? Чем ты мог меня обидеть?! Тем, что спас жизнь в том деле с кэббером? Что косвенно помог мне с древнекитайским шифром? Я, конечно бы, дошел до решения сам, но, стоит признать, ты ускорил процесс. Или ты обидел меня, попавшись в руки злого гения и попытавшись меня спасти? Или тем, что создал мне все условия, чтобы я не отвлекался от расследования на такие мелочи, как содержание квартиры? Тем, что ты – единственный, кто действительно искренне мной восхищается? Плевать я хотел на чье-либо мнение, но ты – не кто-либо. Ты особенный.
Во второй раз ты выдвинул еще более смехотворную версию. Сказал, что я «нашел себе кого-то поинтереснее». Что это было, Джон? Ревность? Мы даже не встречаемся, и я не раз тебе говорил, что единственная моя страсть – это работа. Ну и еще твое сосредоточенное выражение лица, когда ты усиленно что-то обдумываешь, не зная, что за тобой наблюдают.
В третий раз ты ушел в дебри психологии, предположив, что мое нежелание общаться вызвано психологической травмой после случая в бассейне, и потому мне просто нужно время. И лучше меня оставить в покое. Честно говоря, этого-то я и добивался, пусть предположение и было ошибочным. Зря я надеялся, что ты и правда последуешь своему же совету.
И вот теперь – снова.
- Я не избегаю тебя, - повторил я чуть увереннее, чтобы разбить тишину, взявшую нас под купол из прессованного хрусталя.
- Ради бога, Шерлок! – ты болезненно ухмыльнулся. – Мне не надо быть ни тобой, ни даже Доктором Лайтманом, чтобы понять, что ты врешь.
- Кто такой Лайтман? – мне абсолютно без разницы, кто это, но попытаться увести разговор в сторону все же стоит.
- Специалист по физиогномике из одного детективного сериала. К нему, как к тебе, ходят за консультациями.
- Физиогномика тут не поможет, - я даже не стал возмущаться по поводу сравнения меня с каким-то вымышленным персонажем, методы которого, судя по всему, оставляли желать лучшего. – На кухне темно, и я сейчас отворачивался.
- Насмотрелся уже в те два раза, когда мы уже заводили этот разговор.
- Три, - машинально поправил я, - три раза.
Наши глаза встретились, и я увидел в твоих немой укор:
- О, Шерлок, разве ЭТО сейчас критично? – ты закатываешь глаза, и белки кажутся в этой темноте маленькими люминесцентными лампочками.
Сколько глазных яблок я использовал в своих экспериментах – ни разу мне не захотелось посмотреть на них, как на что-то большее, чем анатомический элемент. Странно, что я вообще думаю о такой вещи, как глаза.
Если анализировать твой взгляд, то большую часть времени его можно охарактеризовать как заинтересованный, участливый, внимательный. Ты – врач от бога: вечно следишь за мельчайшими симптомами всех своих потенциальных пациентов. Эта черта кроет в себе немалый потенциал, который с опытом может очень неплохо пригождаться в дедуктивном методе. Если бы только не эта твоя излишняя эмоциональность, эмпатия, которая сильно мешает трезвости мышления.
И тут я не выдерживаю. Хватит уже играть в недотрогу, раз у тебя никак не получается принять правила игры.
- Тебе не приходило в голову, Джон, что я тоже умею переживать за кого-то? Это тебе не нужно, – мой голос звучит посреди этой тишины, как приговор.
На секунду все замирает. Я вижу, как твои глаза округляются.
- Черт, Шерлок! Позволь мне самому решать, нужно оно мне или нет! – ты вдруг ударяешь по столу кулаком, и многочисленные колбочки подскакивают, звонко удивляясь твоему порыву. – Я взрослый мужчина, в конце концов!
- Что, впрочем, не мешает тебе делать глупости, - я пытаюсь придать своему голосу рассудительный тон, хотя очень хочется плюнуть на все и повысить голос в ответ.
- Например?! – ты вскакиваешь и одним прыжком оказываешься ко мне нос к носу.
Ну, ради всего святого, Джон, ты сейчас похож на молодого разъяренного бычка, которого не пустили к тореадору на арену, но он отчаянно хочет доказать, что и он умеет быть свирепым, и тренирует свой грозный взгляд на соседских курицах. Должно быть, я должен испугаться твоего гнева. Но ты слишком мил – я вынужден это признать. Сил моих нет смотреть в эти голубые глаза в ободке из люминесцента. Не смотри на меня так. Что по этому поводу обычно говорят герои глупых романтических зарисовок? «Ты так красив, когда злишься»? Только обращаются так обычно к представительницам женского пола.
- Например, Афганистан. Что это было, если не глупость? – говорю я сдержанно, чуть отвернувшись.
- Я спасал жизни, Шерлок! – ты все еще пышешь огнем. Кажется, из ноздрей вот-вот пойдет пар.
Кстати, у тебя красивый нос, Джон. Ты знаешь об этом? Или так: он нескучный, даже, я бы сказал, интересный. Я как бы невзначай очерчиваю его взглядом.
- И подставлялся под пули, одну из которых в результате и словил, - как тебе что-то можно объяснить? Тобой верховодят эмоции. Ни капли здравого смысла в такие минуты.
С другой стороны, если бы в тебе было больше здравого смысла, ринулся ли бы ты тогда за мной, увозимым чокнутым кэббером? Выстрелил бы в человека? Жил бы со мной вообще?
О, Джон.
Ты уже почти остыл. Взял в себя в руки. Чуть отодвинулся от меня. Молодец. А то у меня последнее время начинаются какие-то проблемы с дыханием и сердцебиением, когда ты так близко.
- Позволь мне самому решать, что мне нужно, - ты опускаешь взгляд, ища табурет. – Просто прими меня таким, какой я есть, - уже шепчешь ты, облизывая губы, как ты делаешь, когда что-то решаешь про себя.
Черт, Джон. Я шагаю в твою сторону и дотрагиваюсь до плеча, не давая сесть обратно. Вопросительный взгляд.
- Я просто беспокоюсь. Мне казалось, что это… - дурацкое слово дается с трудом, - нормально, - интонация вышла почти вопросительной. – Что это как раз то, что ценят обыкновенные люди.
Слишком много нелюбимых определений в одном предложении – я даже морщусь.
На какое-то время на кухне повисает молчание. Теперь оно жидкое, как мои реактивы в колбах на столе. И в этой жидкости плавают в абсолютном хаосе мысли, сталкиваясь и снова разбегаясь по углам. Это вам не стройные формулы расследований. И я могу лишь догадываться, что сейчас сделал бы на моем месте другой человек.
- Джон, я не могу потерять тебя из-за своей неосторожности.
Моя рука все еще лежит на твоем плече. Дольше, чем нужно, чтобы дать тебе понять, что садиться не стоит. Жар твоего тела чувствуется через свитер, и совсем не хочется терять это ощущение. Слишком холодная жидкость мыслей плещется вокруг, чтобы отпускать такое тепло…
И вот, в следующую секунду, ты делаешь что-то очень странное. Странное, но… правильное. Ты делаешь шаг в мою сторону, смотришь так, словно только что что-то понял, и прижимаешься своими губами к моим.
Твои губы – жесткие и горячие. Поцелуй выходит стремительным и словно утверждающим – ты тем самым поставил точку или печать: «с-тобой-все-ясно». Именно то, что мне надо было сейчас. Чтобы ты меня понял.
Две с половиной секунды мне потребовалось, чтобы оценить, насколько я тебе благодарен. За то, что ты сейчас понял. За то, что ты сейчас сделал. За то, что ты ждал все это время. За то, что терпел меня день за днем. За то, что спасал. От скуки, от смерти, от голода. За то, что вернулся из своего чертового Афганистана живым, с этой твоей психосоматикой и наивным мягкосердечием.
Откуда-то взялись все эти слова, и жидкость в моей голове стала еще плотнее. Мутно, бестолково, нелогично.
И потому ровно через две с половиной секунды я вернулся к твоим губам. Все таким же горячим, но уже чуть более податливым.
Наверное, это правильно.
Оторваться просто нет сил – ты стал эпицентром всего, что сейчас занимало меня. С того самого момента в бассейне, когда я словно увидел тебя впервые. Да нет же – с того момента, как ты зашел в лабораторию в Бартсе. Просто тогда я еще этого не понимал.
Губы, губы, губы. Твое неровное дыхание и – «Шерлок». Сцеловать свое же имя с твоих губ, пока кружится голова. Коснуться твоих висков – словно целуя мысли. Пальцами – по шее, к затылку. Взять в ладони – как самое большее сокровище, как самую ценную улику, - твое лицо.
- Я просто боялся тебя потерять, - на выдохе между прикосновениями. – Ты слышишь меня, Джон?
И снова кружение. Твои губы застывают в уголке моего рта. Невесомо, словно села бабочка.
- У тебя очень красивые губы, ты знаешь? – говоришь ты чуть слышно.
- Вот о чем я тебе и говорю. Ты меня даже не слышишь.
- Я слышу твою аритмию, - отзываешься ты, утыкаясь мне в ключицы.
Ну, что тут скажешь?
- Я пропал бы без своего доктора, - не сдерживаю улыбку и губами касаюсь твоего виска.
Слишком странно, чтобы быть правдой. Слишком жарко, чтобы оставаться в этой холодной кухне. И я уже не чувствую своего тела, не знаю, когда мы успеваем переместиться в гостиную.
Это не сердце, это канонада в груди. Это не пульсация крови, это молнии и раскаты грома под шторками век. Это не рваное дыхание из легких, это меха раздувают огонь, рвущийся наружу.
В ушах - ненормальный, заполняющий все шум, сквозь который не слышно ничего - ни машин на улице, ни телевизора, орущего у соседей за стенкой, ни бьющегося стекла угоняемой машины под окном. Но сквозь этот шум я могу услышать любой твой вздох. Любой шепот и любое еще не сказанное, не слетевшее с твоих губ слово. Я слышу твои мысли, опережая твои желания, опережая свои движения.
В целом мире нет ничего важнее, чем сказать, насколько ты нужен мне. Я - теоретик человеческих взаимоотношений, ничуть не практик. Лишь великий имитатор, иной раз, конечно, промахивающийся, и не понимающий, какую эмоцию нужно изобразить здесь или там. И потому - проще всего, совсем не свойственно мне, но очень по-человечески, - сказать это так. Губами. Глазами. Сплетенными пальцами, прилипающими к влажной шее прядями, рваными толчками углекислого газа из одних легких - в другие. Телом. Болью, дрожью, наслаждением.
Ты. Мне. Нужен. Джон.
лежит на соо тут
Автор: Black Bride
Бета: Шрай
Фандом: Sherlock BBC
Дисклеймер: все лавры BBC, Моффату, Гэтиссу и Сэру А.
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Шерлок/Джон
Жанр: романс
Предупреждение: POV Шерлока, слэш, возможно ООС
Размер: 2450 слов
Описание: Шерлок старается отдалиться от Джона, но последний составляет с ним серьезный разговор
читатьЕще стоя в прихожей нашей квартиры на Бейкер Стрит я знал, что ты ждешь меня на кухне. В темноте. На это указывали приоткрытая дверь твоей спальни этажом выше, – если бы ты был у себя, то закрыл бы ее, - куртка на вешалке в прихожей, - ты не так давно вернулся с работы, попав под начинавшийся дождь, - и выставленные тобой с кухни колбы с реактивами, обычно стоявшие на трехногой табуретке в дальнем углу кухни, а теперь нашедшие свое пристанище на столике в гостиной, просматривающейся уже с лестницы. Но квартира была погружена во мрак. И ты сидишь на той самой табуретке на кухне. Зачем?
Если бы обстоятельства не складывались так, как складывались, я бы мог предположить, что ты по какой-то глупой традиции, заведенной в мире обыкновенных людей, решил подкараулить меня в темной комнате, а потом, когда я появлюсь на кухне, включишь свет и закричишь «сюрприз!». Хотя, мне кажется, я следил, чтобы информация о дате моего рождения до тебя не дошла. Я видел подобный бред в каком-то ужасном тв-сериале, и ты тогда объяснил, что, вроде как, эффект неожиданности – это приятно.
Эффект неожиданности - это действительно приятно. Но только в том случае, когда эта неожиданность касается внезапно свалившегося на твою голову маньяка, появления новых обстоятельств дела, которые в корне меняют ход расследования, или, на худой конец, приятного известия о том, что Майкрофт на две недели улетел в командировку на собрание Большой Двадцатки в Китае, а это значит, что за исключением потока смс, на которые я, конечно же, не отвечу, он целых полмесяца не будет никому надоедать.
Все это я еще могу понять. Но в остальном перспектива изображать удивление при включении света в темном помещении представляется мне более чем сомнительным удовольствием.
- Зачем ты сидишь в темноте? – спрашиваю я, проходя в кухню и на ходу снимая сперва пальто, а потом и шарф.
Из дальнего угла слышится шуршание.
- Может, жду, что твое появление озарит все вокруг, пролив свет на то, что происходит, - твой голос звучит недовольно.
У тебя отлично получаются саркастические замечания, Джон. На язык тебе не попадайся – ни в реальной жизни, ни в сети.
- А что происходит? – я устало потираю переносицу: снова «серьезный разговор».
Четвертый за неделю. По чести сказать, у меня уже просто нет сил и желания их избегать, находясь с тобой в одной квартире.
Глаза привыкли к темноте, и я продвинулся к дальней стене, где на освобожденной из-под завалов химических склянок табуретке сидишь ты. Похожий на нахохлившуюся птицу. Прямо как Майкрофт, когда он чем-то недоволен и ждет разъяснений. Как правило, его ожидания так ничем и не вознаграждаются.
Уж не переобщался ли ты с ним в последнее время?
- Шерлок, - начинаешь ты свою давнюю песню, - почему ты меня избегаешь?
- Я не избегаю тебя, - жестко, безапелляционно, давая понять, что тут нечего обсуждать. Кажется, тебя я все же не убедил.
Я не избегаю тебя, Джон. Я тебя оберегаю. Пытаюсь отдалиться, оградить тебя от себя и от всего, что меня окружает. Ослабить ставшую слишком ощутимой связь.
После того случая в Рейхенбахе, когда мы чуть не погибли, я просто не мог оставить все, как есть.
О, я был даже благодарен Джиму Мориарти за то, что тот показал мне мое – и твое – слабое место и стал катализатором процесса сепарирования.
Я не мог позволить, чтобы моему доктору впредь угрожала такая опасность. Похищения китайской мафией – лишь детские шалости. Они меня не впечатлили, хотя должны были заставить задуматься уже тогда.
Играть чужими жизнями – это так легко. Люди умирали, умирают и будут продолжать это делать: в доме ли престарелых или на операционном столе, а может под пулями в Афганистане… Это мало меня заботит. Но ты, Джон, должен жить.
Я не раз поражался тому, как в человеке, прошедшем войну – бессмысленную, беспощадную, с привкусом песка на зубах, - осталось столько доброты и тепла. Столько душевных сил, преданности делу, желания помогать людям. Во имя чего, Джон? Я плохо разбираюсь в человеческих качествах, но вынужден признать, что даже я нахожу твой случай удивительным.
И потому не смогу, если с тобой что-нибудь случится, отнестись к этому так же спокойно, как отношусь к остальным людям.
Когда я впервые поймал себя на этих мыслях, то немало удивился. Самоанализ – не моя сильная сторона, да и в деле пригождается редко. Но, тем не менее, я знаю, что мне не свойственно проявление привязанности.
За несколько недель, пока я разрабатывал новую линию поведения с тобой, у меня было время разобраться. До причин я так и не дошел, но принял, как данность: я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось по моей вине.
Отсюда – все более короткие, резкие разговоры: две дежурные фразы – и хватит. Отсюда – все менее продолжительно пребывание в одной комнате, если это было возможно: под любым предлогом стараюсь скрыться в кухне, морге или просто всячески даю понять, что тебе лучше уйти к Саре. На дело я брал тебя теперь лишь в случае, когда понимал, что действительно не справлюсь сам из-за ограниченности во временных ресурсах. К сожалению, я не могу разорваться.
Нет, Джон, я тебя не избегал. Я оберегал тебя. А ты, как последний болван, - ведь это ты, а не я, должен разбираться в скрытых мотивах и эмоциях людей, - приставал ко мне с обвинениями и допросами.
В первый раз ты сказал, что, наверное, это ТЫ чем-то меня обидел, и даже извинился. Чем? Чем ты мог меня обидеть?! Тем, что спас жизнь в том деле с кэббером? Что косвенно помог мне с древнекитайским шифром? Я, конечно бы, дошел до решения сам, но, стоит признать, ты ускорил процесс. Или ты обидел меня, попавшись в руки злого гения и попытавшись меня спасти? Или тем, что создал мне все условия, чтобы я не отвлекался от расследования на такие мелочи, как содержание квартиры? Тем, что ты – единственный, кто действительно искренне мной восхищается? Плевать я хотел на чье-либо мнение, но ты – не кто-либо. Ты особенный.
Во второй раз ты выдвинул еще более смехотворную версию. Сказал, что я «нашел себе кого-то поинтереснее». Что это было, Джон? Ревность? Мы даже не встречаемся, и я не раз тебе говорил, что единственная моя страсть – это работа. Ну и еще твое сосредоточенное выражение лица, когда ты усиленно что-то обдумываешь, не зная, что за тобой наблюдают.
В третий раз ты ушел в дебри психологии, предположив, что мое нежелание общаться вызвано психологической травмой после случая в бассейне, и потому мне просто нужно время. И лучше меня оставить в покое. Честно говоря, этого-то я и добивался, пусть предположение и было ошибочным. Зря я надеялся, что ты и правда последуешь своему же совету.
И вот теперь – снова.
- Я не избегаю тебя, - повторил я чуть увереннее, чтобы разбить тишину, взявшую нас под купол из прессованного хрусталя.
- Ради бога, Шерлок! – ты болезненно ухмыльнулся. – Мне не надо быть ни тобой, ни даже Доктором Лайтманом, чтобы понять, что ты врешь.
- Кто такой Лайтман? – мне абсолютно без разницы, кто это, но попытаться увести разговор в сторону все же стоит.
- Специалист по физиогномике из одного детективного сериала. К нему, как к тебе, ходят за консультациями.
- Физиогномика тут не поможет, - я даже не стал возмущаться по поводу сравнения меня с каким-то вымышленным персонажем, методы которого, судя по всему, оставляли желать лучшего. – На кухне темно, и я сейчас отворачивался.
- Насмотрелся уже в те два раза, когда мы уже заводили этот разговор.
- Три, - машинально поправил я, - три раза.
Наши глаза встретились, и я увидел в твоих немой укор:
- О, Шерлок, разве ЭТО сейчас критично? – ты закатываешь глаза, и белки кажутся в этой темноте маленькими люминесцентными лампочками.
Сколько глазных яблок я использовал в своих экспериментах – ни разу мне не захотелось посмотреть на них, как на что-то большее, чем анатомический элемент. Странно, что я вообще думаю о такой вещи, как глаза.
Если анализировать твой взгляд, то большую часть времени его можно охарактеризовать как заинтересованный, участливый, внимательный. Ты – врач от бога: вечно следишь за мельчайшими симптомами всех своих потенциальных пациентов. Эта черта кроет в себе немалый потенциал, который с опытом может очень неплохо пригождаться в дедуктивном методе. Если бы только не эта твоя излишняя эмоциональность, эмпатия, которая сильно мешает трезвости мышления.
И тут я не выдерживаю. Хватит уже играть в недотрогу, раз у тебя никак не получается принять правила игры.
- Тебе не приходило в голову, Джон, что я тоже умею переживать за кого-то? Это тебе не нужно, – мой голос звучит посреди этой тишины, как приговор.
На секунду все замирает. Я вижу, как твои глаза округляются.
- Черт, Шерлок! Позволь мне самому решать, нужно оно мне или нет! – ты вдруг ударяешь по столу кулаком, и многочисленные колбочки подскакивают, звонко удивляясь твоему порыву. – Я взрослый мужчина, в конце концов!
- Что, впрочем, не мешает тебе делать глупости, - я пытаюсь придать своему голосу рассудительный тон, хотя очень хочется плюнуть на все и повысить голос в ответ.
- Например?! – ты вскакиваешь и одним прыжком оказываешься ко мне нос к носу.
Ну, ради всего святого, Джон, ты сейчас похож на молодого разъяренного бычка, которого не пустили к тореадору на арену, но он отчаянно хочет доказать, что и он умеет быть свирепым, и тренирует свой грозный взгляд на соседских курицах. Должно быть, я должен испугаться твоего гнева. Но ты слишком мил – я вынужден это признать. Сил моих нет смотреть в эти голубые глаза в ободке из люминесцента. Не смотри на меня так. Что по этому поводу обычно говорят герои глупых романтических зарисовок? «Ты так красив, когда злишься»? Только обращаются так обычно к представительницам женского пола.
- Например, Афганистан. Что это было, если не глупость? – говорю я сдержанно, чуть отвернувшись.
- Я спасал жизни, Шерлок! – ты все еще пышешь огнем. Кажется, из ноздрей вот-вот пойдет пар.
Кстати, у тебя красивый нос, Джон. Ты знаешь об этом? Или так: он нескучный, даже, я бы сказал, интересный. Я как бы невзначай очерчиваю его взглядом.
- И подставлялся под пули, одну из которых в результате и словил, - как тебе что-то можно объяснить? Тобой верховодят эмоции. Ни капли здравого смысла в такие минуты.
С другой стороны, если бы в тебе было больше здравого смысла, ринулся ли бы ты тогда за мной, увозимым чокнутым кэббером? Выстрелил бы в человека? Жил бы со мной вообще?
О, Джон.
Ты уже почти остыл. Взял в себя в руки. Чуть отодвинулся от меня. Молодец. А то у меня последнее время начинаются какие-то проблемы с дыханием и сердцебиением, когда ты так близко.
- Позволь мне самому решать, что мне нужно, - ты опускаешь взгляд, ища табурет. – Просто прими меня таким, какой я есть, - уже шепчешь ты, облизывая губы, как ты делаешь, когда что-то решаешь про себя.
Черт, Джон. Я шагаю в твою сторону и дотрагиваюсь до плеча, не давая сесть обратно. Вопросительный взгляд.
- Я просто беспокоюсь. Мне казалось, что это… - дурацкое слово дается с трудом, - нормально, - интонация вышла почти вопросительной. – Что это как раз то, что ценят обыкновенные люди.
Слишком много нелюбимых определений в одном предложении – я даже морщусь.
На какое-то время на кухне повисает молчание. Теперь оно жидкое, как мои реактивы в колбах на столе. И в этой жидкости плавают в абсолютном хаосе мысли, сталкиваясь и снова разбегаясь по углам. Это вам не стройные формулы расследований. И я могу лишь догадываться, что сейчас сделал бы на моем месте другой человек.
- Джон, я не могу потерять тебя из-за своей неосторожности.
Моя рука все еще лежит на твоем плече. Дольше, чем нужно, чтобы дать тебе понять, что садиться не стоит. Жар твоего тела чувствуется через свитер, и совсем не хочется терять это ощущение. Слишком холодная жидкость мыслей плещется вокруг, чтобы отпускать такое тепло…
И вот, в следующую секунду, ты делаешь что-то очень странное. Странное, но… правильное. Ты делаешь шаг в мою сторону, смотришь так, словно только что что-то понял, и прижимаешься своими губами к моим.
Твои губы – жесткие и горячие. Поцелуй выходит стремительным и словно утверждающим – ты тем самым поставил точку или печать: «с-тобой-все-ясно». Именно то, что мне надо было сейчас. Чтобы ты меня понял.
Две с половиной секунды мне потребовалось, чтобы оценить, насколько я тебе благодарен. За то, что ты сейчас понял. За то, что ты сейчас сделал. За то, что ты ждал все это время. За то, что терпел меня день за днем. За то, что спасал. От скуки, от смерти, от голода. За то, что вернулся из своего чертового Афганистана живым, с этой твоей психосоматикой и наивным мягкосердечием.
Откуда-то взялись все эти слова, и жидкость в моей голове стала еще плотнее. Мутно, бестолково, нелогично.
И потому ровно через две с половиной секунды я вернулся к твоим губам. Все таким же горячим, но уже чуть более податливым.
Наверное, это правильно.
Оторваться просто нет сил – ты стал эпицентром всего, что сейчас занимало меня. С того самого момента в бассейне, когда я словно увидел тебя впервые. Да нет же – с того момента, как ты зашел в лабораторию в Бартсе. Просто тогда я еще этого не понимал.
Губы, губы, губы. Твое неровное дыхание и – «Шерлок». Сцеловать свое же имя с твоих губ, пока кружится голова. Коснуться твоих висков – словно целуя мысли. Пальцами – по шее, к затылку. Взять в ладони – как самое большее сокровище, как самую ценную улику, - твое лицо.
- Я просто боялся тебя потерять, - на выдохе между прикосновениями. – Ты слышишь меня, Джон?
И снова кружение. Твои губы застывают в уголке моего рта. Невесомо, словно села бабочка.
- У тебя очень красивые губы, ты знаешь? – говоришь ты чуть слышно.
- Вот о чем я тебе и говорю. Ты меня даже не слышишь.
- Я слышу твою аритмию, - отзываешься ты, утыкаясь мне в ключицы.
Ну, что тут скажешь?
- Я пропал бы без своего доктора, - не сдерживаю улыбку и губами касаюсь твоего виска.
Слишком странно, чтобы быть правдой. Слишком жарко, чтобы оставаться в этой холодной кухне. И я уже не чувствую своего тела, не знаю, когда мы успеваем переместиться в гостиную.
Это не сердце, это канонада в груди. Это не пульсация крови, это молнии и раскаты грома под шторками век. Это не рваное дыхание из легких, это меха раздувают огонь, рвущийся наружу.
В ушах - ненормальный, заполняющий все шум, сквозь который не слышно ничего - ни машин на улице, ни телевизора, орущего у соседей за стенкой, ни бьющегося стекла угоняемой машины под окном. Но сквозь этот шум я могу услышать любой твой вздох. Любой шепот и любое еще не сказанное, не слетевшее с твоих губ слово. Я слышу твои мысли, опережая твои желания, опережая свои движения.
В целом мире нет ничего важнее, чем сказать, насколько ты нужен мне. Я - теоретик человеческих взаимоотношений, ничуть не практик. Лишь великий имитатор, иной раз, конечно, промахивающийся, и не понимающий, какую эмоцию нужно изобразить здесь или там. И потому - проще всего, совсем не свойственно мне, но очень по-человечески, - сказать это так. Губами. Глазами. Сплетенными пальцами, прилипающими к влажной шее прядями, рваными толчками углекислого газа из одних легких - в другие. Телом. Болью, дрожью, наслаждением.
Ты. Мне. Нужен. Джон.
лежит на соо тут
@темы: Творчество, fanfiction
-
-
23.10.2010 в 17:39-
-
23.10.2010 в 18:46а ты что же, нормально относишься к слэшу? О_о
-
-
23.10.2010 в 19:36-
-
23.10.2010 в 19:42ушейглаз :[и вообще ты у меня образ такой.. правильный, что ли ) высокодуховный ) и думала, что такие леди слэш не очень )
-
-
23.10.2010 в 19:52(ну, а на дайри я пришла из-за аниме Ai No Kusabi, и это прямо такой яойный яой. И киберпанк еще, антиутопический, каким-то боком.)
-
-
23.10.2010 в 20:06-
-
23.10.2010 в 20:13-
-
23.10.2010 в 20:16-
-
23.10.2010 в 20:33Одеялко возьми мое, если свое не найдешь.
-
-
23.10.2010 в 20:39а ты там читала шляпник/валет или шляпник/алиса-male тоже? *боится услышать ответ*
-
-
23.10.2010 в 20:45-
-
23.10.2010 в 20:52о, алиса-чешир это почти гет ))) все-таки. мне тоже нравилось )
но вот алиса-мальчик - это кинк, который меня довел до тошноты. один раз прочитала и зареклась.
я вообще в мире слэша только с лавлесса, которые посмотрела в мае ) присматривалась издали.. как-то.. страшно было )
а в шерлоке приняла так легко,
как по вазелину,даже не усомнившись в отп ) бывает все-таки )-
-
23.10.2010 в 20:59А слэш по Шерлоку у тебя действительно получается так... естественно... ; )))))
-
-
23.10.2010 в 21:14ну, во всяком случае, это мое объяснение )))
спасибо про "естественно". я вообще только в этом фике хоть что-то им позволила. боялась жутко )
шокировала, но я приду в себя ) я отходчивая )
а еще
-
-
23.10.2010 в 21:16Смущаешь...
-
-
23.10.2010 в 21:21^^
-
-
23.10.2010 в 21:29-
-
24.10.2010 в 01:20на чистоту: все бабы просто, когда пишут слэш, разрываются между желанием вдуть своему предмету обожания и отдаться ему ) и выходит слэш ))) когда можно всё. двух зайцев )
ну, во всяком случае, это мое объяснение )))
У меня сразу прояснились некоторые мысли на этот счет, хотя о психологической подоплеке слешописания размышляю давно.
-
-
24.10.2010 в 11:33а во времена алисы, я полагаю, вы по-другому себя называли? если не секрет, как? должна же я помнить своих читателей )
- У вас есть имя?
- А.. Антея.
- Настоящее?
- Нет. (с)
У меня сразу прояснились некоторые мысли на этот счет
ох, я рада проливать на что-то свет. совместные усилия творят чудеса ) не подкинете ли еще обоснуев? ) я вот тут еще цитату приводила про яой, тоже обоснуй многое проясняет.. )
-
-
24.10.2010 в 21:33Во-первых, ты. Во-вторых, да. В-третьих, так
не подкинете ли еще обоснуев? )
Я всегда замечала, что в каждом человеке сочетаются черты мужской и женской психологии. Касательно слэша, именно такие девочки, которые мальчики, пишут подавляющее его большинство. Они сами девочки, им биологический партнер нужен мужчина, но они мальчики по мироощущению. В итоге имеем отношения двух мужиков. Во мне, например, мужской психологии с лихвой хватает и на слэш, и на трэш
С трактовкой появления яоя (по Вики) позволю себе не согласиться: в нашем мире и, в частности, в нашей стране уже давно неактуально половое разделение иницаторов отношений и тех, кто на них соглашается. А слэш в России еще как пишут...
И вообще, здесь очень здорово! С удовольствием останусь.
-
-
24.10.2010 в 21:42а среди комментаторов-читателей на алисе почему-то тебя не вижу Т_Т помалкивала?
-
-
24.10.2010 в 22:37На Алисе я была тише воды, ниже травы. Это, вообще, мой первый фандом.
-
-
24.10.2010 в 22:50я ему оч благодарна. он сделал мой год ) без него я бы на дайри себя так не чувствовала, как сейчас. до этого 4 года сидела просто тихой мышью, косясь на соо, как на толпы непонятного народа )
дада
-
-
24.10.2010 в 22:54косясь на соо, как на толпы непонятного народа )
точно!
-
-
24.10.2010 в 22:56мы бы с тобой сейчас тоже не общались, если бы не.
слава богу, история не знает сослагательного наклонения )
-
-
24.10.2010 в 23:00слава богу, история не знает сослагательного наклонения )
тебя можно сразу в цитатник
-
-
25.10.2010 в 09:47откуда подпись под авой?
-
-
25.10.2010 в 11:24-
-
25.10.2010 в 13:11мы сходимся в тотальной любви к фикам Инпу? )
вообще, что я за глупости говорю. как можно их не любить )
-
-
25.10.2010 в 15:43