О, как давно я не ныла. It's time.
«Эффект расстояния», родившийся после того, как я на два месяца уезжала от маменьки в Спб, прошел где-то к маю. До того момента, помня, как это — без меня, меня принимали такой, какая я есть, холили и лелеяли. Ну и хватит. Снова вернулись к тому, чему начинали: ссоры по пустякам и не очень каждый божий день.
С 15 лет у нас несколько «горячих» тем ссор с мамой:
многие поймут, думаю- Я не так одеваюсь (мне уже (вставьте ЛЮБОЕ число) лет, поэтому я должна выглядеть не пацанкой, а красиво, т.е. носить романтические юбки, юбочные костюмы и блузки).
- Я не так крашу что-нибудь: ногти (сегодня они голубые и это — «как у мертвеца»; они должны быть натуральными, розовенькими), волосы (у меня прекрасный натуральный цвет, его не надо портить), глаза (подводка только у проституток).
- Я не убираю в квартире (при этом сама она тоже не особо любит это занятие, но тыкнуть меня носом в пыль или нестиранные шторы, которые я должна активно хотеть постирать вместо того, чтобы сходить в кино или увидеть дорогого человека, — святое дело).
- Я предпочитаю шляться по всему городу, нежели посидеть (и поубирать) дома.
- Я шляюсь еще и по чужим постелям, хотя у меня есть своя.
- Я ненормальная (как саммари всего, что сверху).
Ничего не меняется. Я прошу откинуть хотя бы первые два пункта, смирившись, что она не привьет мне свой безупречный вкус и понятия. Если мы не будем ругаться каждый день, то у меня будет больше желания возвращаться домой и, возможно, убирать что-нибудь, реально. А так, когда я понимаю, что вечер у меня пустой и нет встреч, я паникую, представляя, что придется провести его с ней.
Каждый год я слышу: «Уходи к своей (вставьте имя той, с кем я в этот момент тесно общаюсь, имея виды или встречаясь) и не возвращайся». К вечеру меня уже ждут. Предполагается, что я еще извинюсь. Мне не сложно. Просто надоело, потому что от этого страдает желудок, так как нервная система спрессована в куб и он, несчастный, становится камнем, обостряя гастритище.
Вот уже две недели мы каждое утро ругаемся. Наконец, я сказала ей о том, что мне хуже от этого. И что я — сюрприииз! — не очень рада приходить домой именно по причине наших с них ссор.
Понятно, что меня опять «выставили». Понятно, что она уже позвонила и спросила, что делать на ужин. Но желудку от этого не лучше.
Я, вообще-то, сторонница радикальных мер, особенно с упертыми людьми, до которых не могу достучаться. Поэтому в моменты, когда действительно очень хочется уйти, я знаю, что можно было бы сказать, чтобы для меня дверь её дома закрылась надолго.
Но я-то могу поплакать на плече у своей избранницы, у друзей, написать обо всем в тырнеты. А у нее никогошеньки нет: одна подруга со школы, не особо близкая, бывший ухажер, консервативный не меньше, чем она сама, и тетка, злая, как собака, и меня тоже считающая ненормальной. И кому она вообще сможет излить душу о ТАКОМ ПОЗОРЕ СЕМЬИ? Она либо наложит на себя руки, либо хотя бы поседеет на следующее же утро полностью.
Останавливает меня еще и неимение денег на съем жилья. Я неуживчивая. Могу жить только с любимым человеком, с которым встречаюсь. Все друзья-знакомые и тем более незнакомые очень скоро становятся проблемой, от которой моей нервной системе не лучше.Я знаю, что будет: а ничего. Ничего не изменится, пока я не найду работу с хорошей зп, позволяющей снимать свою однушку. Ну или однажды мы с дарлинг не решим жить вместе. Здесь ли, в другом городе ли, в другой стране ли.
Ну и буй. Пренебречь. Доктор танцует.