Фанфик по Дому

[BB22]

ну и, конечно, по Дому, от которого я была в таком диком восторге, не мог не родиться фик )
естессно, куда я без романса =__=

Название: Цветок подсолнуха
Автор:  Black Bride
Бета: Шрай
Рейтинг: G
Размер: мини
Жанр: немного romance
Дисклеймер: все лавры Мариам Петросян
Предупреждение: ООС, Мэри-Сью
Размещение: с разрешения автора

читать

В воздухе, насквозь пропитанном послеполуденным зноем, был разлит сладкий запах нектара. Над клеверным морем деловито летали взад-вперед пухлые полосатые шмели. С противоположного конца двора ветер доносил рваные обрывки песен из надрывающегося магнитофона, и Табаки уже всерьез задумался о деструктивном влиянии на растущий организм некачественно звучащей музыки. Заботило его не столько то, насколько пагубно сказывается подобный музыкальный фон на нем самом или на ком-либо из присутствующих во дворе, сколько возможность использования его как оружия в военное время.

На новом связанном Русалкой жилете болтались дырчатые монетки, и Табаки лениво перебирал их пальцами, лежа на спине. Глаза его были закрыты, чтобы через них ненароком не ускользнули юркие мыслемошки, в весенний период переживавшие пик своей активности.
На внутренней стороне закрытых век кружились красочные пятнышки, складывающиеся в каледоскопические узоры. Каждая из мыслемошек при соприкосновении с другой меняла свой цвет, а иногда еще и размер, то раздуваясь так, что не оставляла места для танца своих собратьев, то становясь маленькой, неопределенного цвета точечкой.

Созерцание мыслетанцев было грубо нарушено чьим-то бесцеремонным приземлением рядом с Шакалом. Табаки открыл глаза и пару секунд приходил в себя, невидяще уставясь в высокое небо, по которому лениво текли куда-то ватные облака.

- Нельзя же так. – Наконец чуть ворчливо вздохнул он и повернул голову в сторону нежданного гостя.

Гость оказался девушкой, встрепанной, как ворона, с жесткими, пепельного цвета волосами и курносым носом, сплошь усеянным веснушками.
Девушку звали Расческа – не только за то безобразие, что творилось у нее на голове. У Расчески не хватало нескольких пальцев, а оставшиеся росли немного странно, чем создавали сходство с зубчатыми расческами.

Закон был принят уже несколько месяцев назад, но Табаки ни разу не видел Расческу в их крыле, да и во дворе она не спешила заговаривать с парнями. И потому ее приземление рядом стало для него неожиданностью.

- Я пришла с миром, - обезоруживающе улыбнулась девушка, заметив неопределенно-удивленное выражение на лице у Шакала, и попыталась усесться поудобнее.
Локтем она задела стоящего рядом Мустанга. Тут же последовала отдача со стороны одной из гирек, привязанных к его подножке.

«Синяк будет», - подумал Табаки, и впервые почувствовал неловкость за своего верного коня.

- Он не специально, - поспешил заверить Табаки девушку. – Наверное, - добавил он чуть погодя.
- Вот так и приходи с миром, - потирая ушибленный локоть, откликнулась Расческа, кажется, ничуть не расстроенная таким «приемом», после чего звонко рассмеялась, и Табаки понял, что знакомство обещает быть добрым.

***

За веселой болтовней прошел час, второй, пошел и третий… В очередной раз взглянув на Расческу, Табаки увидел в ее руке ромашку, которую девушка крутила в пальцах, отчего лепестки сливались в один маленький белый пропеллер.

- Сколько лепестков у ромашки? – резко перескочил с темы сложности идентификационных стайных знаков Дома и их происхождения Табаки.
- Что? – не ожидавшая смены курса Расческа посмотрела на него своими необычно медовыми глазами с тотчас сузившимися точечками зрачков.

«Как мыслемошки – то туда, то сюда», - промелькнуло в голове у Табаки.

- Сколько лепестков у твоей ромашки? – повторил он свой вопрос.
Девушка недоуменно поглядела на цветок в своей руке, пытаясь сообразить, что же от нее требуется.
- Н-ну-у… Кажется, 12, - неуверенно произнесла она.
- Точно или кажется? – въедливо продолжил допрос Табаки, вплотную приблизившись к Расческе и заглядывая ей через плечо. – Сомневаюсь я в твоем знании ромашковой арифметики.

Его нос почти касался ее теплой солнечной шеи, а в глаза лезли жесткие волосы, которые, как оказалось при ближайшем рассмотрении, включали в себя песчинки золота, меди и даже чего-то болотистого.
Шалаку нечасто перепадало такая близкая женская компания – хотя, по правде сказать, он сам ограничивал себя в общении с девушками, тогда как его харизмы хватило бы на обольщение целого гарема.
Расческа пахла солнцем и хлопком. А еще от каждого ее движения веяло шелестом опавшей листвы во все еще зеленой траве.
Табаки определенно нравилась та атмосфера, которую Расческа привнесла своим появлением в его калейдоскопически приятном послеполуденном отдыхе.
От запаха Расческиной кожи голова у Шакала чуть закружилась, и он даже позабыл, зачем подобрался к девушке поближе.

- И все же 12, - уничтожила волшебство момента нарушительница равновесия непоколебимого Шакала.

Второй раз за день Табаки по вине этой пришелицы насильственно вырывался из блаженства: сначала мыслетанцы, теперь, вот, это…
«Сам спросил», - одернул себя слегка осоловевший парень.

- Ага, отлично, - сказал он и слегка отодвинулся.
- А что? – любопытно прищурила глаза ромашковый счетовод.
- Никогда не помешает умение точно сосчитать число лепестков. Ромашки-то что. Вот подсолнухи… - Табаки загадочно замолк и повалился на траву.
Расческа тут же нависла над ним, касаясь его носа своими волосами и требовательно заглядывая в глаза:
- А что с подсолнухами? – ее зрачки снова расширились и, кажется, норовили выплеснуться за край медовых глаз.
- Прочь, прочь, порочные мысли, - под нос себе пробормотал Табаки и постарался отвести взгляд. – Просто говорят, что к тому, кто трижды пересчитает лепестки на цветке подсолнуха и не собьется, придет большая удача, - он посмотрел в сторону забора, отделявшего территорию Дома от Наружности.
Расческа последовала его примеру и спустя мгновение поняла, к чему клонит ее собеседник.

По словам Летунов, где только ни бывавших в Наружности, в паре кварталов от Дома располагалось зажатое между серыми блоками домов поле, на котором росли подсолнухи. Не то, что бы в нем было что-то особенное, но существование поляны из солнечных цветов в таком мрачном месте, как Наружность, как-то приободряло.

- Удача… - протянула девушка чуть завистливо. – Типа четырехлистного клевера, да? – она снова сверху-вниз воззрилась на Табаки, отчего тот судорожно сглотнул.
- Типа того, - поспешил он согласиться.

Они еще какое-то время поговорили об удачедателях, Джиннах из восточных сказок и поверьях северных народов. Но не у всех неподготовленных хватает сил диспутировать с Табаки по пять часов кряду, и Расческа сдалась под предлогом ужина.
Табаки не стал задерживать свою новую знакомую и продолжать словестно-интеллектуальный поединок. Отчасти потому, что за время их разговора почувствовал некоторую нестабильность – чем дальше, тем больше ему хотелось приобнять хрупкие Расческины плечики, или - о, ужас, - уткнуться в ее прогретые солнцем волосы. Табаки был не готов к такой потере самоконтроля со своей стороны.
Он был готов поспорить, что они встретятся снова уже завтра, и маленькое солнышко-подсолнух боязливо защекотало теплом где-то в грудной клетке.

***

Они виделись каждый день – пятачок клеверного моря во дворе негласно стал принадлежать Табаки и Расческе. Часами они могли рассуждать на самые бредовые темы, пытаться вычислить траекторию движения мыслемошек в зависимости от степени зажмуривания, описывать вкусовые качества опыленных и неопыленных цветков клевера и их пригодность к употреблению, записывать на магнитофон жужжание насекомых, а потом пытаться на слух определить их вид.
Табаки притаскивал Расческе всякие безделушки из своих хранилищ и подолгу, в свойственной ему экспрессивной манере рассказывал связанные с ними истории, каждый раз – новые. Расческа внимательно слушала, от души хохотала и иногда дополняла его рассказы ценными замечаниями и лирическими отступлениями, причем настолько гармонично вписывающимися в общую картину повествования, что они тут же приживались.
Табаки полюбил эти их встречи и уже с трудом представлял, как же он обходился без них раньше. Нет, собеседников и слушателей ему хватало всегда – в конце концов, можно было прибегнуть к шантажу или принципу «не хочешь – заставим», - но Расческа, с ее солнечной кожей и звонким смехом, была Особенным Слушателем. Самым любимым.

И вот, однажды, Расческа не спустилась во двор после обеда. Для Табаки это нарушение уже ставшего привычным уклада стало сродни смены дня и ночи.
Поначалу решив, что она просто опаздывает, он какое-то время беззаботно колесил по залитому солнцем двору, перебрасываясь фразами со слушавшими музыку Крысами.
Но время шло, солнце уже обошло весь двор и скрылось за Домом, а Расческа так и не явилась.

Так прошло еще двое суток. Давно уже никто не видел Шакала таким рассеянным: за обедом он не доводил состайников до икоты своими шутками, не выпускал на волю своих вопилок, а когда Македонский попросил его покормить Толстого, пока ему нужно было куда-то сбегать, Табаки, не глядя, запихнул пару ложек пюре в рот сидящего рядом Курильщика, несмотря на его отчаянные протесты.

- Что-то с ним явно не то, - сидя вечером в комнате, поделился своими беспокойствами Лэри.
- Весенняя хандра, - развел руками сидевший неподалеку Лорд, давая понять, что не считает причуды Табаки поводом для беспокойства.
- Да девушка его пропала, - донесся откуда-то из-под подушки голос Курильщика.
Лорд и Лэри недоуменно уставились на говорящую подушку.
- Ты-то откуда знаешь? – Лэри полез раскапывать носителя ценной информации.
Курильщик выбрался из мягкого вороха встрепанный и недовольный, но, оценив ситуацию, раздулся, как индюк – в кой-то веки он знал что-то, чего не знали другие.
- Я каждый день их во дворе из окна видел, - с важным видом сообщил он. – Девушка у него с волосами такими… встрепанными, серыми, - он попытался изобразить тот чертополох, что являли собой волосы Расчески.

Лэри, жутко расстроенный, что в этот раз не оправдал гордого звания Лога, оживился:
- Я узнаю, кто это, и тут же вернусь, - и выскользнул из комнаты.
Лорд какое-то время загадочно смотрел на Курильщика, не говоря ни слова, отчего тому стало не по себе, и он поспешил снова скрыться среди подушек от греха подальше.

***

К вечеру вся стая уже знала, что у Табаки появилась девушка. Вот только загвоздка состояла в том, что, только появившись, она тут же испарилась.
На половине девушек Лэри раздобыл туманные сведения, которые в большинстве своем указывали на то, что, никого не поставив в известность, Расческа сбежала в Наружность, где ни разу раньше не бывала.

После этих новостей Табаки впал в еще более глубокий ступор и почти перестал выходить из комнаты. Все это время он общался только со Сфинксом, да еще с Русалкой – когда дело касалось охоты на экспонаты его Коллекции. На вопросы остальных же состайников отвечал невпопад и в несвойственной ему унылой манере.
Целыми днями Табаки лежал, тоскливо уставившись в потолок, и чертил в воздухе какие-то лишь ему ведомые знаки, маршруты, узоры, а иногда притаскивал со двора ромашки и с маниакальным усердием пересчитывал их лепестки, после чего спальня становилась похожа на обиталище Птиц, сплошь усыпанное лепестками. С той только разницей, что у Птиц растения были разные.

В один из таких ромашковых дней к ним в гости заглянула Рыжая. Лорд, было, с порога попытался привлечь ее внимание раскрытыми объятиями и лучащимися потусторонним светом глазами, но девушка перво-наперво отыскала взглядом Табаки, лежащего на верхней кровати, и прямо с порога заявила, никого так и не поприветствовав:
- Расческа в Могильнике.

Ответом ей стал жуткий грохот – Табаки рухнул со своей верхотуры, зацепив одеяло и тем самым обрушив на головы сидевших внизу Лорда и Сфинкса целый дождь из лепестков, хоть и смягчив свое падение. Никак не пострадав – а, быть может, просто не придав значения мелким повреждениям, - Табаки молниеносно водрузился на Мустанга и пулей вылетел из спальни, в дверях поравнявшись с Рыжей и отвесив ей поклон.
Уже из коридора до стаи донеслась воинственная вопилка «Они не пройдут!», и все облегченно вздохнули: старый-добрый Табаки вернулся.

***

Когда он подъехал к Могильнику, то не поверил своему счастью: толстую Паучиху на вахте сморил послеобеденный сон, и она мерно посапывала.
Стараясь издавать как можно меньше звуков – «задави-в-себе-вопилку», - Табаки остановился у паучьего поста и заглянул в регистрационный журнал, из которого узнал, что утром к ним поступила девушка с несколькими переломами. И это была Расческа.

В палате было три койки, занята из которых была только одна: весна – не время для болезней.
Под окном палаты рос старый, высокий орешник. Сквозь его густую листву солнечный свет неровными пятнами, похожими на окраску далматинца, падал на хрупкую фигурку на больничной койке.

Табаки не знал, что случилось с Расческой, да и вряд ли узнает – о произошедшем в Наружности говорят с неохотой. Но это было совершенно не важно.

Он вплотную подъехал к постели больной и, затаив дыхание, осторожно дотронулся до лежащей поверх одеяла перебинтованной руки.
Солнечный далматинец открыл свои медовые глаза.
- Шестьдесят четыре, - еле слышно прошептала девушка.
Табаки непонимающе взглянул на нее.
Расческа растянула бледные губы в слабой улыбке:
- У подсолнуха шестьдесят четыре лепестка.

Пост в соо по Дому: тут