ну ё-маё. ну всё. камменчу один пост в другом соо, и НУ НИКАК не могу подобрать иного слова, синонимичного алисовскому "булатность" или "бравность" >.< весь мозг сломала. а люди-то не поймут О_о пришлось писать бр......*опять забыла* черт. не помню, что написала -__- дожили.
ну как теперь без этих слов изъясняться? они же такие _точные_........... *убилась и пошла спать*
то, что последние дни моя голова дала мне сполна прочувствовать, каково бедняжке Ирацебете носить такую огроменную и тяжелую опухоль голову на своих плечах, сказалось на восприятии мира >.< сегодня меня навестили с зелеными...пирожными. да-да, они были именно зеленые. кислотно. вот, полюбуйтесь:
они НЕ кусались. они НЕ царапались. но я, весь такой бравный и храбрый, заколола несчастных почем зря вострым мечом чайной ложкой. а потом долго пела заупокой..... )
Это так странно, сколько бы этим ни занимался, - листать чью-то жизнь, всматриваться в мелкие буквы на непечатных страницах и пытаться разгадать разгледеть и понять... Ту или иную черточку человека, его имя, его образ, ту его часть, которую он хочет создать в голове человека, увидевшего это, и ту, которую хочет спрятать. Чувствуешь себя каким-то кесарем, право слово, а еще - богохульником, что ли... Когда бежишь по страницам чьей-то жизни, перелетая через месяц-два-год, потому что просто а-где-время-то-взять.....
Черт. Мы все - такие уникальные, что хочется рыдать. От боли и любви. Оттого, что всех хочется узнать и со всеми посидеть на кухне, просто прислушиваясь к тиканью часов и урчанию холодильника... Я правда вас всех полюбила... Дико так. Глагол один, а значений - тьма тьмущая... И все-таки многие недалекие люди удивляются, когда им такое говоришь. И даже боятся тебя, что ли. Глупые.. ) Любви не бывает много. И бояться ее не стоит. Она всегда - самая правая и чистая.
В общем... Вот ну оооочень странно, но...пишу я не ПО ФЭНДОМУ, но для ТЕХ, с кем этот фэндом меня свел.
Предупреждение: Здесь "Ты" - собирательное. От автора: Сообщникам по Алисе посвящается.
читатьА небо кончается горизонтом И начинается чьей-то болью. Где-то любовь за невидимым фронтом, А где-то - чай, не с вареньем, а с солью.
Крылья лопаток расправив неловко, Мы отправляемся в ближние дали. И, не надеясь увидеться снова, Страшимся того, что еще не видали.
Ты где-то рисуешь три солнца мазками И реку миров обрываешь нарочно. И тени на шляпах танцуют и шепчут О том, что забыть нам уже невозможно.
В волнах упокоились древние стены, Огнем между ними прочерчены жизни. Ты плачешь, ты ищешь, ты пишешь ночами И, кажется, ловишь безумия искры.
Шарнирные пальцы с трудом разгибая До неба дотронуться силятся руки. Но в гуще постылого серого завтра Замедлятся взгляды, движенья и звуки.
В часах на буфете заблудятся стрелки, И, тихо скользя по гитарному стану, Ты мне пропоешь о холодных рассветах И чайках, что мчатся навстречу обману.
Но знаешь, все правда - и норы, и зайцы, И шляпы, конечно же, где-то случатся. Не видя, мы знаем и чувствуем кожей, Что мы не уйдем, коль попросят остаться....
зы. ну и, кстати, тут, в принципе, почти каждое четверостишье хранит на себе отпечатки кого-то одного... )
агония продолжается, хотя я обещала кое-кому закончить :[
Название: ты просто сумасшедший Бета: Шрай Пейринг: только в третьей, Алиса/Шляпник Рейтинг: G (я ли это??) Жанр: немного drama и столько же - romance Размер: виньетки От автора: нагрузка - на финальные фразы и их коннотации
читатьЛовкие длинные пальцы виртуозно подхватывают очередную ленту и пришпиливают ее к только что натянутому на болванку фетру. Немного кружевной ткани здесь, можно пустить чуть больше золотистой нити по краю, а к низу… Перо? Да, пожалуй. А может, еще добавить карминовой краски? Чудесно.
Юноша любуется своей работой, как истинный художник. Его лицо сияет и, кажется, даже зеленые глаза стали ярче.
- Мам, как тебе? – он с гордостью демонстрирует пристроившейся с шитьем у камина женщине свое аляповатое творение.
На пайетках играют блики от огня в камине, разноцветные перья торчат во все стороны. Женщина с немым укором и раздражением какое-то время смотрит на своего ненормального сына.
- Ты просто сумасшедший.
***
Голова Красной Королевы, по истине, огромна. Но взгляд мастера безошибочно определяет все нюансы этой необыкновенной формы.
Он трудился всю ночь и, кажется, сделал шляп столько, сколько обычно изготавливал для Двора Белой Королевы за целый месяц. Фески, клоши, канотье, боливары, панамы, треуголки, трибли; с вуалью, с сеточкой, с перьями, без полей, с полями – всех мыслимых и немыслимых расцветок, тканей, узоров и форм.
Он подносит каждое из своих детищ на атласной бордовой подушечке с золотыми кистями. Королева с нетерпением примеряет из одно за другим, откидывая в сторону уже увиденные. Лицемерные фрейлины со всех сторон заходятся в комплиментах: «Ваше Величество, Вы еще никогда не выглядели прекраснее!», «Ваше Величество, Вы неподражаемы!».
У одной из фрейлин в порыве раболепия отваливается нос. Она нервно взмахивает рукой, пытаясь его подхватить, и задевает еще одну, стоящую рядом, фрейлину, и у той отклеивается ухо. Шляпнику становится смешно оттого, насколько эти жалкие люди хотят понравиться Королеве. Они готовы предать свою природу и снести любые уродства, лишь бы втереться к ней в доверие. Он громко хохочет.
- Не обращайте на него внимания, - презрительно бросает Королева. - Он просто сумасшедший.
***
Она смеется, и смех ее разливается в воздухе, словно звон серебряных колокольчиков.
В мире, где золотой полдень длится маленькую вечность, а пятичасовой чай замкнут сам на себя, Алиса – крошечная погрешность. Песчинка. Но – самая весомая во всем часовом механизме целого мира. По крайней мере, Его мира.
Без светлого взгляда прозрачных лазурных глаз, без призрачно-невесомых прикосновений, без тех томительных минут, когда она отводит взгляд в сторону, не замечая, как солнечные лучи подкрадываются к ее ключицам и рисуют на коже восточные узоры, он, кажется, уже просто не умеет жить.
Ее ванильные губы касаются краешка фарфоровой чашки – и Шляпник почти физически ощущает это теплое шелковое прикосновение к шершавой кромке.
Он учит ее танцевать жигу-дрыгу на столе, и Алиса звонко смеется над движениями рыжего безумца, в приступе веселья почти падая со стола. Мужчина подхватывает тонкую фигурку девушки в последний момент. Ее смеющиеся глаза – так близко. В них танцуют искорки восторга и зарождающегося безумия.
- Знаешь, мне кажется, я разгадала, почему мне так хорошо с тобой, - говорит она, целуя его улыбающиеся губы. – Ты просто сумасшедший.
зы.а еще меня умилило, когда писала, что у меня уже, типа, свой собственный фанон вырисовывается ) детство у шляпника теперь у меня однозначно связано с шотландией и неодобрением матушки, губы у алисы теперь всегда ванильные, ну и мирану и ее отношения со шляпником я тоже записала себе в базу железно ) интересно, люди замечают...? )
Название: самый любимый безумец Бета: Шрай (первый сторонний бета в жизнииииии ^___^) Пейринг: Алиса/Шляпник, в ретроспективе – Шляпник/Мирана Рейтинг: R Жанр: romance Размер: миди (15 листиков А4) Размещение: свободно, со ссылкой на автора (если оно вообще кому-то надо :Р)
читатьНа Страну Чудес опустилась ночь. Теплая, безветренная и полная чудес. Алиса шла по тропинке и не могла сдержать улыбку: то там, то здесь в воздухе проносились какие-то неведомые, светящиеся разноцветными огоньками существа; невесомые бабочки то и дело садились ей на волосы и, какое-то время мило посплетничав между собой, вновь взмывали в небо. Россыпи разноцветных звезд переливались над головой, путаясь в кронах вековых деревьев Глущобного Леса.
Алиса вышла на поляну, где стоял длинный, сейчас осиротевший и тихий, стол для Чаепития. В одном из чайничков посапывала Соня. Алиса, было, решила разбудить ее, но передумала: пусть спит, завтрашний день будет еще сюрпризнее. Оглянувшись последний раз на лес, – и куда только подевался этот Чешир, так хотелось его увидеть! – Алиса направилась к Мельнице.
В тот раз она так и не побывала внутри – не было ни особой необходимости, ни времени. Девушка хмыкнула, вспомнив, как Шляпник подгонял ее: «Нам еще головы сечь!» А теперь можно и заглянуть в скромную обитель того, по кому она скучала весь этот год. Лишь бы была открыта дверь…
*** В этот раз Алиса попала в Страну Чудес исключительно по своему желанию. Никакие кролики никуда ее не заманивали, Чеширские коты зубки не строили и сны голову не туманили. Когда в тот раз Алиса пробкой вылетела из кроличьей норы в саду у Эскотов, после чего произошел премилый разговор со всеми обеспокоенными ее отсутствием людьми у той самой беседки, ближе к вечеру она вспомнила одну важную нестыковку: кровь Бармаглота-то она выпила, а бутылочку из рук никуда не выпускала. Следовательно, она вполне могла выпасть и лежать сейчас себе преспокойненько в той самой норе.
Убедиться в этом Алиса смогла уже на следующее утро. Пока все в поместье спали, девушка осторожно выбралась из особняка и направилась к заветному дереву. Никакого волшебства не было и в помине: нора осталась, но обрела вполне осязаемое дно. Кроликов там тоже не наблюдалось (если они вообще когда-либо там водились). Пришлось серьезно попотеть, прежде чем пальцы нашли среди комьев земли и опавших листьев на дне маленький стеклянный пузырек. И – что было самое главное – еще целая треть пузырька была заполнена вязкой сиреневой жидкостью. От восторга у Алисы закружилась голова, только падать было больше некуда. Спрятав пузырек в потайной карман среди складок своей пышной юбки, Алиса со всех ног побежала к особняку. На подходе к нему она чуть не сбила с ног дворецкого, после чего в качестве извинения расцеловала его в обе щеки, чем вызвала несказанное удивление, и скрылась внутри дома.
Все было решено: она наведет основные мосты в Деле Всей Жизни ее отца, обеспечит маме постоянные дивиденды, а потом всенепременно воспользуется этим шансом-на-миллион.
Прошло чуть больше года, и совершеннолетняя Алиса Кингсли, проснувшись однажды утром в своем кабинете в Лондоне, – накануне она так долго сидела за изучением карт транспортных путей Китая, что заснула прямо за столом, – поняла, что сыта этим тусклым, опостылевшим миром по горло.
Лорду Эскоту и маме она написала письма, в которых говорила о новой непредвиденной сделке и связанной с ней поездкой. Путешествие должно было занять больше двух месяцев, по прошествии которых миссис Кингсли получила бы от дочери письмо, где та объяснила бы, что встретила на одних из переговоров невозможно прекрасного человека, который терпеливо относится ко всем ее выдумкам и выходкам (мама непременно оценит это качество), сам обладает небывалым чувством юмора и немалым капиталом. Для полноты картины Алиса расписала внешность этого человека, не удержавшись и добавив, что «волосы у него, словно огнем пылают, а глаза смешные такие и отчаянно зеленые». Первое письмо было отправлено стандартным способом, а второе оставлено на почте с указанием доставить лишь спустя два месяца. Будто так и надо.
Оставалось самое страшное: выпить остатки крови. «А вдруг срок годности уже истек?» – беспокоилась Алиса. – «А вдруг не хватит этой трети? В тот раз я выпила больше. Что, если я перенесусь туда лишь наполовину?». Беспокойство обуревало девушку все дальше и больше, и тянуть уже было просто невозможно. «Сейчас – или никогда!» – подумала Алиса, в очередной раз крутя пузырек в пальцах, сидя на лавочке в саду, и одним глотком осушила содержимое пузырька.
Ощущения, испытанные ей в последний раз, уже порядком позабылись. Она лишь помнила, как все вокруг нее стало расплываться, да и она словно расползлась по швам, собравшись только тогда, когда ее пробкой вытолкнуло из норы. Сейчас же по телу растеклась свинцовая тяжесть, вдавившая ее в скамейку вопреки всем адекватным законам гравитации. Алиса поперхнулась воздухом и успела лишь испугаться, что задохнется прежде, чем попадет куда-либо, как провалилась в какой-то глубокий колодец. «Просочилась сквозь скамейку, не иначе», – подумала испуганная девушка. Уже через секунду (или время просто исказилось) она стояла посреди Глущобного Леса – недалеко от того места, где дважды в своей жизни знакомилась с Чеширом.
*** Тяжелая, чуть покосившаяся дверь Мельницы неподатливо приоткрылась, когда Алиса навалилась на нее своим хрупким телом. «Силач, надо же», – чуть удивленно подумала девушка про владельца строения.
Внутри было темно и душно. Всюду – на полу, мебели и даже на люстре – были разбросаны кусочки ткани, лент, ниток и швейных принадлежностей. Алиса почувствовала себя так уютно, как не чувствовала уже давно. Никакие чопорные Лондонские дома лучших семейств не могли стать ей домом, не могли создать такую атмосферу комфорта. Дорого, шикарно, выверено, как по линейке – да. Но что стоят убранства и роскошь в сравнении с этим милым сердцу хаосом из мягкой ткани, хрустящих кружев, яркой обивки, капризных блестящих шпилек и разноцветных пуговиц? Алиса решила не испытывать судьбу и не обследовать комнату детальнее: в темноте она вполне могла налететь на какой-нибудь косяк или растянутся на разбросанных по полу вещах. Зал продолжался коридором, ведущим, по всей видимости, в кухню. А слева от коридора на второй этаж вела скрипучая обшарпанная лестница, перила которой в некоторых местах еще хранили следы лака.
Поднявшись, Алиса в нерешительности замерла посреди нового коридора: куда теперь? Ни шороха, ни звука. Понять, где была комната хозяина, было сложно: три одинаковых двери с латунными ручками казались близнецами. «Что, если он – за каждой из них?» – подумала Алиса и поймала себя на том, что в этот раз нестандартность мышления, свойственная Стране Чудес, вернулась к ней куда быстрее, чем в прошлый. Поколебавшись несколько секунд, Алиса выбрала дверь и, не встретив сопротивления замка, шагнула внутрь.
Комната была обставлена скромно, если не сказать больше: кровать с тяжелым пологом из бордового бархата стояла у одной стены, перед окном располагался письменный стол («И ничуть не ворон», - раздосадовано подумала Алиса), а в углу, напротив кровати, возвышался величавый платяной шкаф с зеркалом в полный рост. Было заметно, что в комнату уже давно никто не наведывался: на письменных принадлежностях, подоконнике и стуле лежал толстый слой пыли, и даже полог у кровати запылился и как-то безвольно обвис. Алиса подошла к окну и чуть приоткрыла его, запуская в комнату теплый ночной ветер, полный аромата неведомых душистых трав. «Интересно, смогу я когда-нибудь выучить из названия?» - с интересом подумала она. Где-то на лестнице заскрипели ступеньки - поднимался Шляпник.
*** Тэррант явственно слышал чьи-то шаги на лестнице и в холле, пока сидел на кухне и допивал свой ночной, последний на сегодня, чай. С самого утра его преследовало странное ощущение полета и легкости, настолько несвойственное для него последнее время. Да и чему радоваться, если Ее нет рядом? Девочка, которую он за всю свою безумную жизнь видел чуть меньше недели, казалось, стала его Смыслом. Вдохновением, Надеждой и Болью. Он сам очень долго не мог признаться себе в одной простой истине: он снова влюбился. Его сердце порхало бабочкой, а бант на шее ни на секунду не опускал кончиков своих лент, покуда Она была где-то рядом. За какую-то пару дней привыкнув к этой решительной, настырной девчонке, он не мог поверить, что она может быть еще где-то, кроме Страны Чудес. Что она может уйти…
Ему месяцами напролет снилась ее прощальная улыбка, блеск в ее глазах и звенящий, чуть извиняющийся и расстроенный голос: «Что за чудесная, что за сумасшедшая идея! Но я…не могу остаться». Он верил ей. Верил в то, что и ей было нелегко сделать выбор. И в то, что где-то остались люди, которых нельзя просто так позабыть. Чешир потом расскажет о том, что Алиса переживала о матушке и сестре, а Абсолем, ставший бабочкой, принесет на крыльях весть, что его чудо объездила на огромных кораблях полмира. Вот только ее корабль едва ли когда-нибудь сможет причалить в гавани Красного Моря…
Сколько бы он отдал за то, что бы прикоснуться к ее золотым волосам хоть раз. Почувствовать бархат ее кожи под пальцами, ощутить, как это – держать ее за руку. «Развратник и безумец», – говорил он сам себе, вынырнув из этих больных грез, в которые то и дело проваливался посреди чаепития или своей работы.
И вот, он слышит чьи-то легкие шаги в своем доме. Ни Тэкэри, который, обычно, носится по дому, разрушая все вокруг, ни малышка Соня, которую просто невозможно услышать, ни, тем более, парящий по воздуху Чешир не могли издавать таких звуков. Сердце забилось, и в голове завертелись все новые и новые предположения. «Должно быть, я окончательно свихнулся», – подумал Шляпник, – «но не может быть, что бы это была не Она».
Когда он поднимался по лестнице вслед за нежданным гостем, который опередил его на минуту, колени предательски подгибались. Если окажется, что это кто-то другой – разобьется последняя чашка надежды, и жить просто будет незачем.
Приотворенная дверь в комнату открыла его безумным глазам невероятную по красоте картину: тонкая и хрупкая, как хрустальный бокал, фигурка златовласой девушки, стоящей у окна, обтекаемая светом. Волосы колышет ворвавшийся через открытое ее легкой рукой окно теплый ветер. Она улыбается и смотрит прямо в глаза. Она рада. Она…здесь.
Шляпник сорвался с места, подбежал к Алисе, схватил ее в охапку и закружился с ней по комнате. - Алиса, Алиса, моя дорогая Алиса, ты наконец вернулась! – Шляпник все кружил ее и кружил, пока не налетел на шкаф и, охнув, не выпустил ее, смеясь. Его шотландский акцент и слегка шипящее «С» стали для девушки самой чудесной музыкой, самой прекрасной распрекрасностью, и она поняла, как долго хотела этого – просто услышать, как он называет ее по имени.
- Милый Шляпник, я знала, что ты будешь меня ждать, – в глазах отчего-то начало щипать, и Алиса поспешила отвернуться к окну. – Сколько меня не было? - Год..два..три.. Я не знаю, – растерянно ответил пришедший в себя Шляпник. – Ты же знаешь, я со Временем в особых отношениях, оно мне ничего о себе не рассказывает. Эмоции, как и всегда, молниеносно проявлялись на лице любимого Алисиного безумца, и, секунду назад сиявший от восторга, Шляпник уже пригорюнился. – Да это не беда! – Алиса повернулась к нему, подошла поближе и по-свойски ободрительно положила руки на ему на плечи. – Теперь его можно поставить на паузу.
Тэррант смотрел на нее и не мог насмотреться. Глаза бегали по каждой ее черточке, запечатлевая каждый локон, сравнивая со своими видениями и снами, а еще пытаясь угадать, что же в ней изменилось. Похоже, его Алиса чуточку выросла. Ну, да не беда. Напротив, это прибавило ей что-то, определение чему Шляпник пока не мог подыскать.
Алиса, глубоко и счастливо вздохнув, ткнулась головой в плечо Шляпника, постояла так пару секунд и, оторвавшись от такого родного, с таким знакомым запахом сказки, пиджака, развернувшись, подошла к кровати и села. - Что тут случилось, пока меня не было? – поинтересовалась она, не без досады отметив, что Шляпник не торопится сам затевать разговор.
Ей хотелось бы, чтобы он побольше говорил, чтобы ей не приходилось ловить себя на том, что почему-то – абсолютно неожиданно для нее самой – ей вдруг стало как-то неспокойно в его присутствии. Приходилось куда-то отводить взгляд, чтобы не глазеть на него, такого теплого и долгожданного, да и не встречаться с его зеленой бездной благоговения и тепла, вгонявшей ее в краску. Руки тоже было бы неплохо куда-нибудь деть, потому что страшно хотелась одного: обнять Шляпника и дотронуться до его щеки.
От вопроса Шляпник чуть вздрогнул, но, широко улыбнувшись, ответил: – Да не так уж и много. Живем потихоньку, шляпки крапаем, плоды Белой Эпохи Процветания пожинаем, Бармаглотиков растим… – Бармаглотиков?? – Алиса широко распахнула глаза. – Разве я не убила единственного? – О, как ни странно, оказалось, что Бармаглот был..эмм..женщиной, – Шляпник смутился, – и у него осталась кладка яиц, которую Белые Рыцари нашли, пока расчищали Пустоши под посадку нового леса. Белое Величество приказала не убивать ящуров, потому что их можно вырастить и для защиты благого дела. Не таких кровожадных, но, тем не менее, опасных для врагов, знаешь ли, – закончил Тэррант с гордостью и будто бы даже приосанился. – А остальные? – Алисе не терпелось услышать про остальных своих друзей и знакомцев, с которыми они попадали в самые невероятные передряги. – Мммм… – Тэррант приложил палец к подбородку и задумался, – Дети Баярда поступили на службу к Королеве, Тэкэри на приемах в Мраморном Дворце работает первоклассным поваром… У него получаются безупречные бизе из козьерожек! – Шляпник мгновенно просиял и снова напустил задумчивый вид, чем вызвал у Алисы приступ хохота. – Я что-то не то сказал? – огорченно посмотрел он на девушку. – Нет-нет, продолжай, пожалуйста, – Алиса еле успокоилась и без сил повалилась на кровать. Тэррант с удивлением взглянул на то, как девушка скидывает туфли, забираясь на перину, и продолжил: – Валет и Красная Королева все еще в ссылке и вряд ли когда-нибудь вернутся к нормальной жизни. Белые Рыцари, призванные за ними следить, трижды останавливали Стейна на пороге самоубийства, и единожды – когда он пытался кандалами задушить Ирацебету.
Алиса довольно улыбалась и выглядывала из-под полога кровати. Этот мужчина напротив будил в ней целый ворох эмоций и ощущений: от щекотного покалывания в кончиках пальцев, связанного с каким-то странным нетерпением, доселе не знакомым ей, до безмерной благодарности за то, что он просто есть. Он и Страна Чудес. Хотя к существованию последней он, вероятно, не имел прямого отношения.
Шляпник рассказал ей о том, как МакТвисп по ошибке выпил уменьшульку, и на приеме у Королевы фрейлины Ее Величества спутали его с белой мышкой; о том, как Мальямкин провалилась в берлогу Брандашмыга, а тот, каким бы добряком ни был, со сна ее чуть не съел; Братья Труляля и Траляля организовали целый зоопарк из зверей Красной Королевы, которые были слишком далеки от политики Белого Величества. Алиса смеялась до упаду, старательно смахивала слезинки и слушала дальше. Шляпник радовался тому, что смог так развеселить эту нежную светлокожую Лондонскую юную леди, что вскоре на ее щеках пылал румянец, а выбившиеся из прически волосы золотым водопадом рассыпались по подушке. Но вот рассказы кончились, и пришла очередь Алисы делиться своими картинками из не-этого мира.
– Мне, пожалуй, даже стыдно рассказывать тебе о своих путешествиях, Тэррант, – Алиса приподнялась на локте, – они ведь такие скучные. Нескончаемые сделки, чопорные бизнесмены со своими расфуфыренными дочками и женами, корабли и неотесанные матросы, – она поежилась. – Хотя я знаю. Я расскажу тебе о Китае и об Индии. Это чудесные страны, где люди, кажется, еще умеют улыбаться и радоваться жизни, несмотря ни на что, носят яркие чудаковатые одежды и почитают богов-животных.
Видимо, хоть что-то в том мире действительно могло заинтересовать Алису, – подумалось Шляпнику. Это хорошо, иначе не было бы предела его жалости к этой задушенной серой обыденностью девочке. Рассказы о диковинных животных, чести восточных воинов и историях любви лились, как из рога изобилия. Алиса все говорила и говорила, ее руки порхали в воздухе и жили куда более подвижной и восторженной жизнью, нежели у Мираны.
Шляпник вздрогнул. Почему он вообще сравнил сейчас Алису, эту светлую, искреннюю, теплую, как солнечный зайчик, девочку с Ее Белейшим Величеством? Он не думал о Миране как о женщине уже так давно... Пожалуй, почти с самого Падного Дня, когда на престол взошла Красная Ведьма.
*** Мирана была тончайшим по душевному складу человеком. И - кто спорит, - мудрой правительницей. Она умела становиться беспристрастной в решении важных политических и иных государственных задач, была прекрасным дипломатом и обворожительной женщиной, о которой, бесспорно, мечтала половина мужского населения Страны Чудес всех рас и происхождений. И Шляпнику когда-то посчастливилось приблизиться к этому чуду так близко, как мало кому это удавалось за всю эпоху ее правления.
Тэррант помнил, как первый раз увидел Белую Королеву. МакТвисп, вечный вестник, привел его в Мраморный Замок по велению самой Мираны: она искала нового придворного шляпника, и некий доброжелатель (Чешир, собака, так и не признался потом, что это был он, хотя никто в этом и не сомневался) указал на юношу, поселившегося не так давно в Заземелье.
И вот он был здесь, на сверкающей на солнце белоснежной дорожке, ведущей к трону Королевы. Когда он приклонил колено перед восседающей в нем женщиной, а потом снова поднял глаза, он готов был поклясться, что никогда в жизни не видел столь властного и столь гипнотически-завораживающего взгляда. Губы Королевы тронула невесомая улыбка, она благосклонно склонила голову, и с того момента судьба будущего безумца была предопределена.
Он остался при дворе и уже в первый месяц, кажется, околпачил все королевство: от Грифонов и ливрейных лягушек при дворе, до нечаянно прибывших на какой-нибудь званый ужин у Мираны герцогов и герцогинь. Мирана высоко оценивала работы своего нового подданного и с каждым днем все чаще задерживалась в его мастерской. И было не понятно, что же интересует ее больше: процесс создания новых шляпных шедевров или сам мастер. Прошло какое-то время, и всем стало ясно, что у Королевы появился фаворит. Новые шляпки, выходившие из-под пальцев виртуоза-Шляпника становились все более фривольными и кокетливыми, цилиндры - все красочнее и интереснее, а на вечно мраморной белоснежной коже на щеках Королевы - и это было самым невероятным! - даже появился румянец.
Он жил ей. Влюбился в нее так же, как когда-то влюбился в Дело Всей Своей Жизни, однажды взяв в руки иглу и фетр. Уже странно было подумать, что когда-то в его жизни не было ни этих белоснежных стен вокруг, ни звездного света, отражающегося в пруду королевского сада, ни этих фантастических мгновений, когда он целовал ее шелковые пальцы, а лунный свет путался в ее прохладных локонах, освещая темную комнату...
Но как бы ему ни хотелось стать для Мираны самым близким человеком на свете, Королева никогда не была до конца открыта ему. Как не была открыта никому. Просто это было не в ее характере и манере. Она искренне наслаждалась его участием в ее жизни, радовалась его удачам и звонко смеялась над его эмоциональными порывами. Но нет-нет - да и промелькнет в ее улыбке снисходительность: ты забываешься, дорогой, кто - я, а кто - ты. Как можешь ты стать моим продолжением? Продолжением великой и мудрой правительницы удивительной страны? С радостью она обращалась к нему за советами, внимательно выслушивала все, что он скажет. Иногда он забавлял ее рассказами о странном далеком мире, где животные молчат, а люди не верят в чудеса, и где, кажется, все время идет дождь. Поначалу Тэррант говорил об этом, словно стесняясь и боясь нарушить своими рассказами равновесие мира во Дворце. Мирана едва ли верила его рассказам, но улыбалась одной из своих самых обворожительных улыбок, чуть прищуривая глаза, отчего на нижних веках у нее появлялись маленькие морщинки, и тогда здравый смысл отказывал Шляпнику, оставляя лишь жгучее желание. Но воспоминания пришельца блекли день за днем, да и, не встретив понимания, Шляпник сам потихоньку стал задумываться над тем, а правда ли все то, о чем он рассказывает, и все реже упоминал о мире на Поверхности.
В тот день, когда он умолк, пришло и другое, горькое, понимание. Понимание того, что для Мираны он не больше, чем игрушка. Любимая и трепетно охраняемая, но все же - игрушка. Она видела его чувства и понимала то, как больно может сделать этому по-детски ранимому безумцу. Но ее сердцу, казалось, было чуждо ощущение настоящей, всепоглощающей, всепрощающей и всеобъемлющей любви. Ни разу не испытав ничего подобного, она не жалела о том, что не знает иного. И искренне чувствовала жалость к тем, кому своим неумением любить приносила боль. Но - не вину, ни в коем случае. Она - такая, и она - Королева. Вряд ли чувства, как и деяния Королевы подлежат оспариванию. Не нравится - увы, у меня нет для тебя другого. Когда первая страсть прошла, и звон в ушах прекратился, Шляпник был уже далеко «за точкой невозвращения». И поэтому все его существо пыталось найти хоть какое-то оправдание тому или иному действию, взгляду, слову Мираны, которые явно не относились к категории «влюбленных». Он пытался принять ее такой и после этого осознания, ведь для него не было ничего больнее, чем представить, что и без него она обойдется вполне. Но Падный День поставил последнюю точку.
Когда граахнул гром, когда первоклятый враг всего живого на земле убил Белого Рыцаря Королевы, а Илосович Стейн забрал себе Вострый Меч - последнюю надежду на победу над Бармаглотом, - когда вокруг все смешалось в адскую кашу, где кровь, боль, огонь, пепел, ужас, безумие и отвага плотной жижей разлились в воздухе, первая и последняя, о ком думал Шляпник, была Белая Королева. Если бы не Тэррант, вовремя остановивший вставшую на дыбы лошадь Королевы, неизвестно было бы, не стал ли бы исход, который они получили впоследствии, еще относительно радужным. Ведь могло бы быть куда хуже.
Они ускакали в Центральные Земли, но Красные Рыцари нашли их. Мирану отослали в Мраморию под жесткий надзор приспешников Ирацебеты, Шляпнику указали на Запад: делай свои шляпы или еще что-нибудь где-нибудь подальше от глаз Королевы, и оттуда - ни ногой. Чешир, Тэкэри и Мальямкин, с которыми Тэррант уже был знаком к тому моменту, кое-как спаслись с поля брани и присоединились к несчастному Хайтопу. Начались совсем другие дни. Пока Шляпник увозил Мирану из Глущобного Леса, где состоялась битва, он чувствовал, как Ее Величество всем своим существом источала столь необычное для нее чувство - ужас. Но ни тогда, ни позже, он не почувствовал ничего из тех эмоций, которые так ждал от нее: ни благодарности за спасение жизни, ни радости, что сделал это именно он, что именно он был рядом тогда и теперь. Да, она, конечно же, вежливо поблагодарила его, а после долго говорила про неудачную тактику боя и бедных подданных, которые по ее вине пали от клыков, шипов и лап Бармаглота. Но во всем этом сквозил холодок и отстраненность. И Тэррант убедился: больше здесь ловить нечего. Когда она целовала его на прощание, отправляясь в ссылку, ее губы были холодными...
*** Шляпник силой вырвал себя из мира холодных воспоминаний и посмотрел на Алису. Та уставилась на него с непониманием: – С тобой все в порядке? – девушка встала с кровати и, подойдя ближе, коснулась лба Шляпника.
Можно, это мгновение продлится подольше? – с болью подумал Тэррант. Только ее руки. Только ее пальцы. Теплые. Длинные. Аристократически-невозможные. Было бы здорово, если бы можно было так стоять и дальше, – подумала Алиса с сожалением. Только его глаза. Так близко. Так нежно. И лоб. Теплый. Приятный. Родной.
– Все нормально, – шепотом заверил ее Шляпник и подался чуть вперед. Но Алиса вовремя отстранилась, крутанувшись на каблуках и отскочив к двери, будто не успев понять, к чему все шло. В груди бешено стучало сердце, а голос в ушах бил по перепонкам: «Дура, дура, какая ты дура, Алиса! Неужели так сложно поддаться тому, чего так хотела все это время? Чертовы пуританские нравы, гореть бы им всем в печи Королевы». – Тэррант, в тот раз мне не было необходимости задерживаться здесь надолго… А теперь, похоже, тебе придется меня терпеть, покуда не закончится выдержка, – она нарочито весело хохотнула, – так что, если не сложно, расскажи мне, где я могу расположиться и где у тебя ванная.
В голове у Шляпника взорвалось сразу несколько бомбочек. Одна, жгучая, обдала кипятком, когда Алиса увернулась от поцелуя. Вторая с ликованием рассыпалась тысячью конфетти при осознании фразы: она сюда навсегда! И третья заставила поперхнуться при слове «ванная».
– Пожалуй, ты можешь жить здесь, – промямлил Шляпник, – если возражений нет, – добавил он. Хотя я могу показать тебе другие комнаты и даже поменяться… – Я посмотрю, но, думаю, и тут меня все устроит, надо лишь сделать уборку, – подмигнула девушка. – А ванная на первом этаже, рядом с кухней, – Тэррант почувствовал себя неловко. – Только я не знаю, как ты отнесешься к..кхм..ее жителям. – Жителям? – Алиса удивленно подняла брови. – Да… Просто я не располагаю такой королевской роскошью как душ… Он здесь только в Мраморном Замке да у Герцогини. Ну и приходится прибегать к помощи других… Кувшин, там, подержать… – Тэррант поднял глаза к потолку. – И кто же тебе держит кувшин? – настороженно спросила Алиса. – Цветы. – Цветы? Те самые, говорящие? – Алиса не поверила своим ушам. Какие, к чертям, цветы в ванной, да еще и держащие кувшины! – Ну, ты сама увидишь, в общем. С ними никаких хлопот, да и поболтать можно, – Шляпник убедительно кивнул, но, заметив недоверие в глазах девушки, добавил. – И, если ты переживаешь, могу тебе сказать, что цветочное зрение – ни к черту. Они едва воспринимают силуэты. Алиса покраснела до корней волос и, чтобы Шляпник не заметил этого, развернулась и шагнула в коридор. – Что ж… Тогда я, пожалуй, пойду в ванную? А ты постели, где тебе не жалко, – бросила Алиса, спускаясь по лестнице.
Шляпник вздохнул: А если мне хочется постелить тебе рядом с собой?... И тут же оборвал себя на этой мысли. Стыдно должно быть!
*** Ванная действительно оказалась недалеко от кухни. В нее вела матовая слюдяная дверца, открыв которую, Алиса охнула: посреди помещения стояла резная ванна, рядом возвышался столик с туалетными принадлежностями, в уголке из стены тек тоненький ручеек, исчезавший в раковине, и все – абсолютно все вокруг – было усажено цветами и растениями. Крупных стеблей с плотными бутонами Алиса насчитала шесть. Остальное было периферией: листьями-руками, отростками-вьюнами и прочими конечностями. Девушка кашлянула, чтобы обратить на себя внимание. Один из бутонов нехотя раскрылся. – Если тебе не спится, то это не повод не давать спать и нам! – пробурчал гигантский тюльпан. Она потянулся, протер подслеповатые глаза и вылупился на Алису. – Ты не Тэррант. – Точно подмечено, – фыркнула Алиса. - Я Алиса. – Та самая Алиса? – со всех сторон послышалось шебуршание, и цветы, один за другим, начали раскрываться, чтобы поглазеть на Ту Самую Алису. – Пожалуй, что так, – нехотя призналась девушка. – Вы обо мне слышали? Хотя да, – тут же поправила она себя, – как не слышать о Бравном Воине. – Бравный Воин? – не совсем уверенно повторила Ромашка. – Оооо, так ты еще и Бравный Воин! Точно! – она заулыбалась, подзывая жестом Алису поближе. Девушка подошла к цветам, давая себя рассмотреть и пощупать. – А кем еще вы меня считаете? – ей действительно было удивительно странно, что что-то еще, кроме ее подвига, могло выйти на первый план для этих цветов. – Да ты же та девчонка, о которой Тэррант говорит все дни напролет! – цветы шумно начали поддакивать и соглашаться с говорившей Розой. – Чай пьет – тебя вспоминает, шляпы шьет – о тебе песни напевает, в ванной лежит – мечтает только о том, как… – Роза не успела договорить, потому что ей тут же заткнули рот чьим-то листом. Алиса стояла и хлопала глазами. Она верила, что он ждал ее, но что так… Это не могло не быть приятно, но, в то же время, немного смущало юную девушку. Взрослый мужчина, которого она видела-то пять дней за всю жизнь, – и грезит о ней дни напролет… Впрочем, Алиса не долго стояла, обескураженная. Она вовремя вспомнила, зачем пришла. – Дорогие..кхм..цветы, расскажите мне, пожалуйста, о тутошней системе: где чего надо набрать и куда налить, чтобы все было по правилам?
Ромашка провела детальный инструктаж, и оказалось, что с помощью этих диковинных помощников принятие ванны становилось не сложнее, чем с автоматической подачей воды в душе Королевы: цветы, что росли поближе к источнику, набирали воду и передавали ее по цепочке принимающему ванну. Обратный процесс организовывался таким же образом. Вскоре ванна была набрана, душистая соль и лепестки роз – ах, какая роскошь! – рассыпаны по поверхности воды, и Алиса в полнейшем блаженстве смогла расслабиться. Она думала о том, что матушка, должно быть, уже прочитала письмо и, вздохнув, мысленно пожелала дочери попутного ветра. Она и не могла представить, как хорошо сейчас было ее ребенку вдали от дома. Собственно, это место Алиса куда охотнее собиралась сделать своим домом.
Из размышлений ее вырвал один шепоток шушукающихся между собою цветов: «Мирана была старше». – Мирана? Белая Королева? К чему вы заговорили о ней? – Алиса удивленно посмотрела на растущих рядом Ромашку и Тюльпана. – Просто ты вторая женщина, которая здесь побывала, – выдержав неловкую паузу, ответил Тюльпан. – Мирана когда-то частенько сюда наведывалась, – Тюльпан виновато взглянул на Ромашку, которая шикала на него через каждое слово. – О… ясно, – Алиса неопределенно хмыкнула и нырнула под воду.
Какая прелесть. Ее Шляпник и Королева были любовниками. Цветы видели Ее Белейшее Величество в этой самой ванне. Чудно. Куда ей тягаться с такой красотой, мудростью, зрелостью и покровительством? Глупая маленькая девочка из сырого Лондона. Решила, что ей все можно и все получится. Бармаглот и то теткой оказался, оставив после себя еще целый выводок себе подобных. Черт.
Алиса вынырнула и протерла глаза. О чем это она вообще? Разве она шла сюда, чтобы влюблять в себя Шляпника? Да ей вполне хватит быть его другом. И другом многих-многих других. Страна Чудес, в конце концов, сама по себе прекрасна. – Пожалуй, хватит мне тут раскисать, – делано бодро заявила Алиса и вылезла из чугунной ванны. Она уже поняла, что цветы, и правда, видят не дальше своего носа, а потому стесняться было нечего. Но вот незадача: платье Алисы, которое она не без помощи Розы сняла в уголке, явно не было предназначено для сна, да и напяливать его заново, чтобы добраться до комнаты, не было ни желания, ни сил. Алиса огляделась в поисках полотенца, нашла его на вешалке у источника и, кое-как обмотав его вокруг себя и не забыв пожелать цветам спокойной ночи, выскользнула в темноту дома.
Чертыхаясь про себя, что не надела под платье даже нижней юбки, когда выходила сегодня из дома еще в Лондоне, она поднялась в комнату. Там колдовал над периной Шляпник. Он все никак не мог успокоиться и взбивал ее снова и снова, чтобы создать для его нежной Алисы самые пуховые и мягкие условия. Когда он повернулся на звук открывающейся двери, глаза его чуть не вылезли из орбит. Алиса в одном полотенце стояла в проходе и неуверенно переминалась с ноги на ногу, обхватив себя руками. Ее влажные волосы рассыпались по хрупким бледным плечикам, а тонкие, словно выточенные скульптором ключицы, напоминали крылья невидимой птицы, присевшей у нее на груди. – Тэррант… Я… – Алиса замялась, видя, что мужчина не может оторвать от нее взгляда, – Мне спать не в чем, – она была вся пунцовая, как помидор. И жутко-жутко хотелось юркнуть под одеяло, заботливо расстеленное для нее Шляпником. Но на пути стоял он.
Сказать, что это было мучением – значит, не сказать ничего. В мыслях, мечтах, видениях Тэррант не мог себе представить, что когда-нибудь увидит Алису, стоящую в одном полотенце, мокрую после принятия ванной, – и все это – на расстоянии вытянутой руки. Адреналин, выбросившийся в кровь в день битвы с Бармаглотом, был жалким подобием того, что сейчас творилось с химическими процессами в теле Шляпника. Он уже, кажется, не воспринимал реальность. Была лишь эта девочка перед ним и чертовы три фута между ними, а остальное – туман и каша, каша и туман. Последний раз он чувствовал подобное много-много лет назад, почти что в другой жизни. И тогда это была страсть юнца, впервые увидевшего чудо женской красоты и тайны. Мир крутился вокруг тех белоснежных рук, алых губ, чуть снисходительного, но искристо-приятного, взгляда и пронзительных вздохов, разрывающих легкие. Но Алиса была настолько не похожа на Мирану, насколько письменный стол не похож на ворона. Все, что можно было найти в них общего – это их значимость в его жизни. Ну и пол, пожалуй.
Шляпник очень осторожно, чтобы не спугнуть это маленькое светлое чудо, приблизился к девушке и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. Алису била крупная дрожь, а стук сердца можно было услышать за километр. Не думала она, что попадет в такую глупую ситуацию, абсолютно неподконтрольную и какую-то абсурдную. Ну, надо же: забыть элементарную одежду, не подумав, в чем она будет спать, если в первую ночь окажется не во дворце Королевы. А теперь еще и додуматься в одном полотенце завалиться в комнату, где почти наверняка в это время находится взрослый мужчина.
«А кроме Мираны у тебя кто-нибудь был?» – мелькнула мысль в плохо соображающей голове Алисы. И тут же: «О, господи, какая разница!» – и все сомнения Алисы полетели к чертям. Девушка сама набросилась на Шляпника с объятиями, цепляясь, как за соломинку, в результате чего полотенце, больше не придерживаемое руками, безвольно упало на деревянный пол. Она такая хрупкая, что ему страшно сжимать ее в объятиях. Она такая душистая, что становится нестерпимо душно. Она всем телом прижимается к нему, и хочется провалиться сквозь землю, чтобы только случайно не разбить ее надежд. А вдруг он что-то сделает не так?.. У Шляпника заложило уши, он сильно-сильно зажмурился, и, кажется, все-таки решил, что же будет дальше. Руки скользят по ее обнаженной спине, не пропуская ни одной косточки: эти острые лопатки, как у маленького лебедя, эти позвонки, словно маленькие виноградины под кожей – каждую хочется попробовать на вкус. Ему страшно сказать что-то не то, и он лишь шепчет: – Алиса… Моя маленькая… Полуобморочное состояние никуда не желало проходить и все больше нарастало. Ноги не держали, и Алиса, с мольбой подняв на Шляпника глаза, встретилась со съедающим ее взглядом: – Пошли, а?.. – она чуть заметно указала движением подбородка на расстеленную постель. Он подхватил ее на руки и удивился, как ее не сдувает ветром – Алиса не весила ровным счетом ничего.
Пара шагов до постели – а сколько счастья… Ее руки обвивали его шею, и нос утыкался в щеку. Когда он опустил ее на перину, девушка стыдливо попыталась зарыться в пуховое облако, но глаза Шляпник источали немой укор, полный нежности и искренности: «Ну что ты, право–слово…» Он присел на колени рядом с кроватью, не решаясь на что-то большее, и, протянув руку, коснулся Алисиной щеки ладонью. – Маленькая моя… Девушка растаяла от этого шепота и прикосновений. Ну, зачем, зачем все так сложно? Зачем эти вопросы и в голове и опасения? Ну, Мирана, ну, сама Алиса еще неопытная, ну, ничего же, правда? Кажется, она произнесла окончание вопроса вслух, и Шляпник, убрав с ее лба волосы, поцеловал ее нежно-нежно. Ее кожа пахла малиной, а губы на вкус были ванильные, а на ощупь – атласные, если провести по ним кончиком языка, а после этого поймать сорвавшийся с них короткий вздох, словно укол в самое сердце. И снова крутится, крутится, крутится мир за пределами тридцати квадратных сантиметров тела, где сейчас – твои нежные руки. И больше ничего нет. Алиса судорожно вдохнула воздух, когда, бросив короткий, вопрошающий и тоже ни в чем не уверенный взгляд на девушку, Шляпник получил ее безмолвное одобрение, и начал целовать ее тонкую, болезненно-светлую кожу на шее, на плечах, на резных ключицах. Пальцы Алисы нащупали бант и потянули ленты в разные стороны. Шелковая ткань с радостью развязалась, открывая пуговицы кружевной рубашки. «Забавный ты все-таки», – довольно подумала Алис, нервно их расстегивая. Тэррант сам скинул рубашку на пол и лег на край кровати. – Ты прекрасна, – он любовался открывшейся ему картиной, абсолютно не веря своему счастью. Этот крутой, уже куда более женственный, чем в прошлый ее визит, изгиб шелковистого бедра, эта тонкая талия, словно Алиса – это песочные часы и ничуть не меньше, эти острые локти, которые хочется целовать до потери сознания, эта миниатюрная грудь, такая аккуратная, словно принадлежащая античной богине, изображения которой он видел когда-то в детстве на страницах редких книг. Она протянула руку к его волосам, но, прежде чем она успела коснуться их, Шляпник перехватил ее ладонь и, едва касаясь губами, поцеловал ее тыльную сторону и маленькую косточку на запястье. – Я знал, что ты вернешься ко мне, – сказал он, и Алиса удивилась тому, как преобразились интонации Шляпника и его взгляд. Где тот беззаботный безумец, который готов болтать о глупостях 25 часов в сутки? Куда-то делась вся застенчивость и нерешительность, на смену ей пришла всепоглощающая нежность, выверенность каждого движения, словно взвешенного на чаше весов, чтобы не нарушить баланс этой жаркой ночи.
Тэррант пододвинулся чуть ближе, обнимая Алису за белоснежную талию. В ее волосах играли лучики лунного света, но от них не веяло прохладой, как, бывало, от волос Мираны, а, напротив, лишь теплом, летней травой на цветочной поляне и клевером… Она – словно солнечный лучик в его ладонях, и устоять перед этим невинным взглядом невозможно. Хотелось, ни на секунду не останавливаясь, целовать каждый локон, каждую ресничку и каждый сантиметр бархатной кожи. И он делал это снова и снова, пока голова не отлетела куда-то далеко, а в запах ночи не вмешался аромат мускуса. Пальцы девушки зарывались ему глубоко в волосы, и он вспомнил о том, что когда-то давно его прическа была иной, и надо бы ее вернуть, потому что Алисе, должно быть, будет приятнее ощущать под кончиками пальцев не спутанные пружинки, а послушные, чуть вьющиеся, волны. Алисе было до безумия дико и до дикости безумно, что она может вот так, на раз, переписать сегодня ночью свою – и его – жизнь. И она целовала его веки, его светлые ресницы, его нежные виски и снова возвращалась к жадным губам, шепча – то ли вслух, то ли про себя – одно имя: «Тэррант». И к чертям здравый смысл, пусть будет, как будет.
Стало нестерпимо больно, словно тысячи вязальных спиц вонзились в тело. Алису выдернуло из этой сказки и погрузило в безумие другого рода. «Лишь бы его не испугать», – успела подумать девушка, пряча гримасу боли в его волосах. Но на покрытых веснушками плечах все-таки остались точечки впившихся ноготков… «Я что-то сделал не так…» – пронеслось в голове у Шляпника, и он посмотрел на этот маленький сосуд света у себя в объятиях слишком трезвым для такого момента взглядом. – Прости меня, пожалуйста, я забылся, – и стал целовать, извиняясь, каждую черточку на ее лице. Как можно обижаться на такого человека? Алиса прижалась к нему сильнее и почувствовала, как бьются оба их сердца. – Все хорошо, милый мой Шляпник, – и все действительно становится хорошо. И даже если чуточку больно – то до сладости. И если все еще капельку стыдно – то до бесстыжей улыбки на губах. И пусть даже катастрофически странно – нормального в ее жизни больше не будет.
Спустя какое-то время Алиса лежала в полудреме на самой мягкой перине, которую только встречала в своей жизни, а ее плечи и спину тихонько целовал самый любимый на свете безумец с рыжими волосами, которые «словно огнем пылают», с глазами «смешными такими и отчаянно зелеными». И он бесспорно, более, чем «терпеливо относится ко всем ее выдумкам и выходкам, да и сам обладал небывалым чувством юмора»… А еще…еще…он просто очень сильно любил ее и умел великолепно шить шляпы. Перед тем, как провалиться в сон, Алиса последний раз взглянула на небывало звездное небо за окном, и ей показалось, что Луна улыбнулась ей Чеширской улыбкой.
Попросили для некой броузерной игры разработать персов: Божью Коровку, Гусеницу, Навозника, Колорадского Жука, Таракан и Муху. Трех нарисовала, отослала... Ждать, думаю, особо нечего, ибо я Никто и звать меня Никак. Я вспомнила, что вообще умею рисовать, вот, буквально, месяц назад... Так что... Пусть просто тут поваляются, потешат меня:
Весна - она такая разная... она - для всех, но в то же время, лишь для тех, кто открывает навстречу ей свои глаза и душу. Кому-то спится, а кто-то порхает, как бабочка, поспав всего только 5 часов... Кто-то тихонько ругается сквозь зубы, перепрыгивая через лужу и думая о своих мажорных замшевых сапогах, а кто-то искренне радуется и даже повизгивает от восторга, когда до него почти что долетают брызги проносящихся мимо автомобилей ) Весна Света, Весна Воды и Весна Травы. Черт возьми, я люблю в Ней все, до последнего бензинового ручейка. В конце концов, то, что мы НЕ любим в ней, так или иначе завязано на том, что мы сами натворили: грязь бензин мусор из-под снега отходы жизнедеятельности вовремя не одомашненных собачек... А Она - прекрасна. В ней - все мои силы, вся моя Жизнь, и никак не меньше. Ни один жаркий июль не заменит мне вечно прекрасного Мая, да и Апреля с его переводом часов и первыми лучами застенчивого солнца, изменившего свою траекторию движения, чтобы, наконец, добраться к вечеру до моей комнаты...
Небо сегодня олицетворяло собой адовый микс из контрастов: с одной стороны - пронзительная, еще молодая и свежая, голубая бездна, уже с такими _настоящими_, болезненно-прекрасными кучевыми, а с другой - почти что предгрозовая туча на половину неба. А эти дома...которые вечно все заслоняют... сегодня они были даже кстати: закрыв собой линию раздела этого совсем весеннего и живого великолепия, они создали совсем уж фантастический эффект перехода одного мира в другой... Люблю.
зы.А я временно в такой сильной меланхолии, что даже не пишется и не рисуется. Передоз. Такое тоже бывает: не можешь просто утихомирить мысли в своей голове, не ловится ни одна из них за хвост, не дается для детального изучения.. ) ззы. Сны пропали ( в смысле, они снятся, и я знаю, что снятся.. но такие пресные, такие житейские... и, стоит будильнику прозвенеть дважды, от них не остается и следа ( Это убивает. Может, болезнь?...
в соо сегодня Безумный Флуд Безумное Чаепитие (: нашла себе шорька и ношусь с вопросом его кормления ) а по случаю выкладываю фанартик с приколом по Алисе ) нарисовала пару дней назад )
И пишется. И смотрится. И рисуется. И поется. И спится сладко. И мечтается - еще слаще. И дышится. И даже не страшно, что на пару дней снова - чуть холоднее. До четырех утра (по старому времени)) писала фик по Алисе ) Просто уже не выдержала: никто эром не балует, а хотелось - безумно Ну а чтобы вышла не просто постельная зарисовка, еще невероятным усилием нагрузила это всё рассказами про детство Шляпника (: дикошарость.
Название: Пора Пейринг: Шляпник/Алиса Рейтинг: R Предупреждение: AU, OOC, ну, как обычно и выходит ) последняя часть - POV.
читатьПальцы Шляпника прикоснулись к холодной медной ручке входной двери. Что, если ее нет дома? Может быть, она уехала в очередное свое доброе-дальнее? Чешир же предупреждал: сначала нужно твердо удостовериться... Но поздно - защелка издает сдавленный "клац", и дверь охотно, без скрипа, открывается вовнутрь. Будто ждали тебя здесь... Прихожая заставлена коробками, какими-то свертками, мебелью, повсюду следы спешки и сборов. Сердце стучит так сильно, что закладывает уши. Неужели опоздал? Переехала? С каким трудом он нашел ее дом. Кажется, за эту неделю его спустили с сотни крылечек, тысячу раз обозвали "клоуном" и "сумасшедшим", и еще миллион раз одарили настолько презрительными взглядами, что даже он, умеющий в нужный момент пропустить что-то мимо ушей и глаз, сделав над собой усилие и загнав гордость подальше, не смог не обидеться и не усомниться в том, что он_делает_это_не_зря. Как? Как только она может жить в этом мире? Когда Чешир сказал, что будет нелегко вспомнить, как же все там, на Поверхности, устроено, Шляпник не придал этому значения.
*** Он был здесь когда-то. Кажется, несколько веков или жизней назад. В Подземье время течет совсем уж странно, и понять, сколько же он пробыл там, - не просто сложно, а в принципе невозможно. Тем более, со Временем у него сложились и вовсе непростые отношения... Когда-то этот мир окружал его так же, как теперь - Подземье. Но никогда он не мог назвать его Своим. Своим миром, Своим домом, Своей жизнью. Это был мир рамок и ограничений, насмешек и непонимания. Делать шляпы? Что за занятие для юного шотландца? В то время шла гражданская война, и любой - и стар, и млад - должен был всеми силами помогать родине. Но не изготовлением же шляп... Тэррант был еще слишком юн для участия в военных действиях, и наблюдал за всем со стороны. Впитывал, так сказать, с молоком матери, все эти заразительные настроения и идеи, когда люди шли, ведомые только им понятными идеалами, но зато с горящими глазами и пылающими сердцами. Шли и сгорали в своем же собственном огне. И как бы ни было это все противно молодому Хайтопу, но какая-то нездоровая тяга к Сопротивлениям осталась с ним навсегда. А он не мог не шить. Уже в свои двенадцать он на глаз умел определять обхват головы любого зашедшего в пекарню матери визитера. В его голове тотчас же рождались идеи самые невероятные, совершенно неуместные и не соответствующие времени. Но он жил ими. Найдет где-нибудь кусок подходящего материала, материи, ленты, основы - и пытается сделать из этого чудо. Ох, сколько с ним намучалась матушка. Отец погиб в одном из сражений, и все, что осталось от старшего Хайтопа - это пекарня, которая перешла его жене. Но времена были тяжелые, люди уходили на войну, в полях почти никто не работал, и сырья для всевозможных кренделей и пирожков уже не хватало. Мать принялась шить - снабжала "своих" одеждой и подобием мундиров, которые были чуть поплотнее обыкновенных рубашек да жилетов. Посадила за это дело и Тэрранта, да тот все никак не мог делать все, как надо: не проследишь за ним лишние пять минут - так он вместо пуговицы пришьет какую-нибудь цветную ленту или бант, вовремя не обметаешь низ пиджака - по краю пустит целую вереницу всяких там кружевов или, того хуже, гусиных перьев, которые найдет во дворе. "Мама, так же веселее!" - говорит. Там подрежет, здесь зашьет - и готов новый шутовской наряд. Будто не видит, как мать плачет по ночам, ничего не успевая. Война кончилась, Тэррант подрос, нужно было браться за настоящее дело, которое смогло бы приносить доход. Снова привести в надлежащий вид пекарню, попытаться наладить поставки муки, сбыт на рынке, в общем, попытаться превозмочь свою тягу к украшательству и творчеству, и стать деловитым и толковым. И так это было глубоко противно его сердцу, что он начал закрываться в себе. Месяц, второй - и залегли у него под глазами тени. Серые, мрачные, пугающие. Молодых щек коснулась болезненная бледность, а зеленые глаза словно бы выцвели. И лишь когда он закрывался по ночам в своей комнате и что-то шил в свое удовольствие, можно было услышать из-за двери, как он что-то тихонько напевает себе под нос. Что-то бодрое, незатейливое и на каком-то тарабарском языке. И вот однажды он пропал. Просто наутро его не оказалось в комнате. Шляпы, обрывки лент, булавки, ткани - все было разбросано в своем привычном беспорядке. Все эти дни Тэррант трудился над одним цилиндром - предметом его гордости. Он говорил, что делает его для себя. Впервые. И вот его-то как раз и не было на месте. Как не было и строптивого ребенка. Матушка так и не узнала, что же случилось на самом деле. Просто той ночью юный Шляпник услышал, как в углу его комнаты скребется мышь. И, подойдя посмотреть на нахального зверька, с удивлением обнаружил рядом с норкой одетого, словно человечек, мышонка в бриджах и красном камзоле. Мышонок оказался весьма воинственной девушкой, и сказал, что был послан "по делу". Видите ли, "им нужен новый шляпник", а некий вездесущий кот сказал, что "он знает одного перспективного безумца". Все прочие условия Тэрранту уже были совсем не важны: он услышал о том, что его сумасшедшее воображение, не укладывающееся в рамки окружающей его реальности, кому-то нужно! Рассказ мыши содержал достаточно красочных описаний загадочного Мира, о существовании которого мало, кто знает. Приключение было настолько заманчивым, да и в груди у мальчика все затрепетало от восторга: "Вот оно, вот, о чем я мечтал и чего ждал!" - что тут же были забыты все матушки и пекарни. Совместными стараниями нора была расширена до приличных размеров (мышь пообещала, что после их ухода все "затянется само собой"), и Тэррант ушел. Ни разу не пожалев о содеянном.
*** И вот он снова в этом мире. Проведя полгода без Алисы, исписав кучи салфеток и даже скатерть на столе бесконечными стихотворениями и письмами к той, кого не смог удержать, Шляпник решил, что не простит себя никогда, если хотя бы не попытается ее вернуть. Сопротивление, как уже было сказано, было у него в крови. Нет Сопротивления режиму Красной Королевы - будем сопротивляться сложившимся обстоятельствам. Смириться - ни за что. Чешир, как самый изворотливый и мобильный житель Подземья, вызвался проверить, где может располагаться дом Алисы, но информации на этот счет ни у кого в избытке не было - лишь МакТвисп приблизительно знал, где в прошлый раз смог "поймать" Алису. Где есть вход - там есть и выход. И, несмотря на недостаточность информации, Шляпник рискнул выбраться через ту_самую_нору в тот_самый_лес на окраине поместья Эскотов. Сказать, что его приняли в их доме холодно, - все равно, что не сказать ничего. "Мерзкого страшилу и нахала" выпроводили за пределы имения, возмутившись самому факту того, что "этот подлец" может заявиться в чужой дом и спрашивать, где сейчас находится Алиса Кингсли. Четкого ответа, понятное дело, Шляпник не получил, но, в потоке брани, услышал, что Алиса является партнером по торговому предприятию лорда Эскота, и она, судя по всему, проживает в Лондоне. Шляпник отправился искать девушку там. Стоит ли говорить, что представления о масштабах поиска у него не было ни малейшего. Кое-как добираясь на перекладных по самым немыслимым маршрутам (благо, МакТвисп отыскал в своих хранилищах стащенные монетки из Мира на Поверхности, которые ранее мыслил хранить как сувениры о геройских своих походах), Шляпник попал в Лондон. И вот уже неделю скитался буквально по всем закоулкам и домам, выясняя, не знает ли кто, где живет мисс Кингсли. Натерпевшись немалых страданий, информацию он узнал. И однажды днем даже видел издалека, как из конки, остановившейся у "стратегического" дома, выходила барышня с золотистыми волосами. Но она так скоро скрылась за дверью, а Шляпник за эти дни уже понял, как реагируют на него люди, что, дабы не смущать родственников Алисы своим "клоунским" видом, решил, что лучше попытает счастье как-нибудь ночью. Пусть это также могло выйти ох, каким боком, но, все же, вероятность на встречу перво-наперво с Алисой, а не с ее мамой или дворецким, повышало. Не получилось бы войти в дверь - Тэррант бы попытался воспользоваться окном. Так он решил. Сколько вещей, сколько ненужностей... Зачем люди обременяют себя всем этим скарбом? Разве нужно им еще что-то, кроме стола, за которым можно было бы пить чай в пять вечера? Ну, еще стульев, чтобы на них сидеть, да одной кровати. Они переезжают. Если еще не переехали... - уколом в самое живое. Тебя можно искать всю жизнь. Я не пожалею ни минутки, моя Алиса. Но в этом мире, боюсь, я долго не протяну... Дальше по коридору и на лестницу. Где еще может располагаться комната вечно мечтательной чудачки? Как можно выше. Лишь бы не скрипели ступени. Одна, вторая, десятая. Куда теперь? Ему так хотелось увидеть ее прекрасные глаза, струящиеся локоны, услышать хоть одно слово от нее. Дай мне знак… Половица посреди коридора на втором этаже предательски скрипит. Сердце и дыхание замирают, как по команде. Тишина сменяется нерешительной поступью за одной из дверей. Кажется, все_получилось. - Алиса... Искристые глаза округляются, изгоняя сонный туман: - Тэррант, - Алиса не верит своему зрению. - Как ты...здесь? Господи, пока тебя не увидели - быстро сюда! Девушка отступает в комнату, нетерпеливо взмахнув рукой, указывая на то, что ее гостю нужно последовать за ней. На ней надета необычная ночная рубашка - темно-синий, чуть блестящий, шелк. Длина едва ли достает колен. Да, ты натворила дел, Алиса Кингсли. Перевернула все устои, и даже не собираешься подстраиваться под ограничения этого мира.
*** - Ох, Тэррант, только скажи мне, что это - не сон, - ты закрываешь за моей спиной дверь, и я чувствую, что моя голова начинает кружиться от безмерного счастья: я нашел тебя, я здесь, я вижу тебя снова. - Не сон, мой Бравный Воин. Ручаюсь чудом сохраненной головой, - я приподнимаю свой цилиндр, и ты улыбаешься. Впервые за полгода я вижу твою улыбку: самую светлую, самую искреннюю, самую чистую улыбку той Алисы, которую я запомнил с твоего первого прихода к нам. - А я буквально недавно вернулась из Китая. Уже вторая поездка, знаешь... - ты немного рассеянно протискиваешься мимо наставленных в твоей комнате коробок, подходишь к окну. - Китай? - я следую за тобой, останавливаюсь в полуметре, не смея приблизиться. - Да, страна такая на Востоке, - ты отмахиваешься от воспоминаний, как от назойливых мух. - Ничего такого. Мне сачала понравилось, а потом поняла, что все люди везде одинаковые. Безумно скучны и глупы. Что толку, что у них другой цвет лица и разрез глаз. Разве что, вещи носят яркие и поинтереснее местных... Теперь ясно, откуда на тебе это странное одеяние. - Алиса, ты...скучала? - голос предательски вздрагивает, мне страшно услышать ответ. Ты, обтекаемая лунным светом из окна, поворачиваешься ко мне и смотришь оччень выразительно. На дне зрачков плещется легкая паника. - Шляпник, да! Я не просто скучала, - ты сжимаешь руки в кулачки, - я очень скучала. Страна Чудес мне снится почти каждую ночь. Мирана снится, Брандашмыг снится, Братья снятся, Заяц, Мальямкин, ты...снишься.... - ты опускаешь глаза на мгновение, потом снова поднимаешь их на меня, и я понимаю всё. Неловкая пауза, твое дыхание в тишине... Кажется, мне больше ничего не нужно. Хоть иди сражайся с новыми Бармаглотами, чтобы выплеснуть внезапно нахлынувший эмоциональный порыв. Ты, словно на что-то решившись, делаешь несколько шагов в мою сторону, но случайно запинаешься о коробку на полу и падаешь прямо мне в объятия. Хрупкое, невесомое тело оказывается в моих руках. От неожиданности я чуть отступаю назад и, не удержавшись на ногах, сажусь на диван, стоящий у стены. Ты невольно следуешь за мной, в результате падения как нельзя более удачно приземлившись ко мне на колени. Кажется, мы только что спугнули липкое неудобство и взамен получили облегчение и капельку веселья. Невозможно не улыбаться, глядя на такую девушку. Девушку, изменившую режим правления в другом Мире, девушку, не побоявшуюся взглянуть в глаза чудовищам, девушку, отважно вступившую в деловой мир, где правят мужчины. И несмотря на все это - самую нежную, самую трепетно любимую, самую милую во всем свете. И вот сейчас она сидит у меня на коленях. И ее голубые глаза - словно горные озера - на расстоянии ближе, чем одно дыхание. И от кожи ее исходит аромат корицы, привезенной из дальних стран. И эта ночная рубашка, черт бы ее подрал, такая тонкая, что мне стыдно, стыдно, безумно стыдно прикасаться к моей Алисе. Словно бы она и вовсе без нее. Может, без было бы как раз лучше, потому что этот шелковый обман - сам по себе штука стыдноватая... Малейшее движение пальцев - и скользкая ткань придает им ускорение. И вот ты только что придерживал ее за плечи, любуясь ее нежным личиком, - а вот уже ладони сами соскользнули ей на лопатки, такие острые, такие маленькие, словно у изящной птицы. Она чуточку сутулится, и это ничуть ее не портит, а лишь придает еще большую беспомощность и хрупкость. Она здесь. Она рядом. Она с тобой, Безумный Шляпник. Так насколько безнадежно твое безумие?... - Алиса... - шепчешь. Повторяешь неслышно снова и снова, зарываясь ей в волосы, привлекая ее к себе. Обнять посильнее - и кажется, Бравный Воин сломается пополам. Маленькая, милая, тонкая, светлая и светящаяся. Теплая, несмотря на прохладу шелка под пальцами. Ее длинные тонкие пальцы прикоснулись к твоим волосам. Прикоснулись и чуть призадумались: а стоит ли. Какая-то копна сена, права слово. Жесткие кудри-пружинки. Горящие даже в темноте, будто бы они - это угли. Нет, не испугалась, - ловишь себя на мысли, чувствуя, как пальцы зарываются глубже в шевелюру. Руками она обвила твою голову, чуть опасливо подалась вперед. Боится и не совсем понимает, что же тебе, идиоту этакому, еще надо. И ты тоже боишься. Боишься сделать не то и не так. Неверно понять ее дыхание и блеск горных озер в ее глазах. Спугнуть и обидеть. Не веришь своему счастью. И только шепчешь: Алиса.... Она чуть отстраняется и смотрит тебе в глаза. Отважно. Вот не как-нибудь. Тут больше не нежности, не страха, не любопытства - хотя все это тоже присутствует. Тут - решимость: Шляпник - полный Болванщик, значит, надо действовать самой. И когда ее нежные губы чуть приоткрываются, ты, словно пущенная стрела из тетивы, которую натягивали не эти пару минут, не эти полгода, а, кажется, всю твою жизнь, устремляешься ей навстречу. И больше нет ничего в этой вселенной - над и под землей. Только эта томительная легкость, эта изнуряющая нежность ее ванильных губ. Ты знал, ты всегда знал, что они должны быть ванильными, и никакими больше. Ты представлял их вкус, даже когда пил чай с чем-то таким не похожим на ваниль, как брусника или крюква. И всегда чуть застывал в миллиметре от краешка чашки, чтобы вздохнуть поглубже после обрушившегося видения. Она целует так отважно и неумело, что ты ненароком улыбаешься. Какая-то доля секунды - а она заметила. - Чему ты улыбаешься? - почти что с вызовом, чуть нахмурившись (и как только все эти настроения могут так скоро прийти на смену нежности?). - Своим мыслям, - говоришь ты и улыбаешься еще шире, вкладывая все извинение, на которое способен, полив сиропом из благоговения и, не удержавшись, все же добавив щепотку снисходительности. - Знаю я твои мысли, - буркнула и насупилась. Глаза на секунду отвела в сторону, и стала похожа на обиженную Мальямкин. Не удержался и засмеялся: - Милая моя девочка, ты прекрасна. Я отдам все миры и все свое безумие за тебя одну. Испуганный, совершенно серьезный, взгляд - на меня: - Не говори так. Не надо отдавать безумие. Это - самое лучшее, что есть. Как - без него? Ну же, Шляпник, хватит сидеть истуканом. Руки - все еще где-то на ее лопатках. Проводишь костяшками пальцев вдоль ее позвоночника, словно пересчитываешь жемчужины в ожерелье Королевы. Вверх - и снова вниз, чуть дальше. - Я боялся, Алиса... Боялся сойти с ума еще больше. От горя. От ожидания. От того, что тебя не было рядом. Могло статься, что клин выбил бы клин, и я бы стал нормальным... - Не смей, - крепко-крепко сжимает в объятиях, - ты мне нужен такой. Еле касаясь губами, целует в висок. Словно бабочка села. Удержать бы это мгновение, запечатлеть в вечности. Она_целует_мои_мысли. Мой израненный разум, мою больную фантазию. И снова - поцелуи, и уже настойчивее и беззастенчивее. Горячий сладкий язычок пытается подстроиться под мои сбивчивые порывы. Твои щеки, твой подбородок, твоя шея... Разве есть что-то прекраснее? Да, пожалуй, что есть - ключицы и ямочка между ними. В нее - носом - ненадолго, чтобы не заметила, как мне хочется вот так замереть навсегда. Пальцы к величайшему удивлению находят на рубашке маленькие пуговицы. Ох, уж, эти китайцы. Работа, прямо сказать, ювелирная. Но это - не задачка для умелых пальцев заправского портного. И вот уже можно почувствовать под ладонями обжигающе бархатную обнаженную кожу той, которую желал всю свою жизнь. Шелк буквально стекает с ее плечей, ненадолго задерживается на миниатюрной груди, останавливается только на самом драгоценном. Но это - только пока ты сидишь на моих коленях, мое чудесное безумие. Уже не так страшно смотреть тебе в глаза. Уже нет тревоги, что могу обидеть. Просто вдруг понимаешь, что или сейчас - или никогда. И однажды ты уже показал себя полным идиотом, Тэррант Хайтоп, так и не поцеловав, не сказав и не сделав ничего, чтобы она, твоя боль, твоя душа, твое счастье, осталась с тобой. Она дышит глубоко, мерно, но часто. И невозможно не отвести взгляда от ее светящегося мягким, почти лунным, светом личика, чтобы не взглянуть чуть ниже... Интересно, а в Подземье у нас есть достойные скульпторы, которые могли бы увековечить твою точеную фигурку в веках? Еще каких-то полминуты - и она лежит на расшитых золотой нитью подушках. Павлины, обезьяны, кажется, даже утконосы... Все смешалось и все рядом. Тесьма по краю заканчивается кистью. Должно быть, это богатая и красивая страна, Алиса, - этот ваш Китай... Но только что тебе толку от этих игрушек, если твоя душа томится? Разве эти павлины и мартышки заменят ливрейных лакеев-лягушек, дракомошек и грифонов в нашей стране, которыми можно не просто любоваться, но с которыми можно еще и вести увлекательнейшие беседы. Снова - легкая тревога в глазах, когда ты смотришь на меня снизу вверх. Волосы разметались по подушкам, белоснежные руки вспорхнули вверх, да так и застыли на полдороги. - Тэррант, я пойду с тобой, - я не могу разобрать всей смеси эмоций в твоем шепоте. Ты рада, ты боишься, ты сомневаешься? Да, ты просто хочешь, чтобы в этот раз тебе отрезали пути к отступлению, не дав других альтернатив. Ты хочешь, чтобы я утвердил твое решение. И я сделаю это с радостью. - Я всегда буду рядом, - и, словно печать, я ставлю на этой фразе поцелуй. Мои ладони накрывают твои, сильнее вжимая тебя в подушки. Пальцы сплетаются с пальцами, сжимают сильнее, не желая отпускать. Ты чуть прикусываешь нижнюю, уже чуть припухшую от сотен поцелуев, губу, когда горячие волны накатывают впервые. А за ними - еще и еще. И уже не ясно, как могло быть по-другому когда-то. Без твоего тепла, без твоей бесконечной свежести, ванильности, коричности, мармеладности. Без тебя, моя Алиса. Нет. Клин клином не выбьешь. Во всяком случае, не в этот раз. Сегодня безумие умножилось на тысячу и возвелось в квадрат. Но стало только по-приятному запутаннее, и ничуть не нормальнее. И когда первые лучи бледного Лондонского рассвета прокрались в комнату, заставленную коробками, и один из них коснулся твоей щеки, я поймал его губами и тихо прошептал тебе на ухо: "Пора".
В дороге бред стихи пишутся лучше всего. Они самые легкие и незамученные. По ночам - лишь тоскливые и с претензией. А на остановках, в транспорте, в очередях - они рождаются сами, такие простые, как 2 копейки шиллинга, такие в-стол'ьные... Все-таки надо собраться с духом, а потом в соо выложить... НАВЕРНОЕ. не уверена.
Spring has come to Tugley*, Alice. Spring is time for love and dream. But I have the only feeling - Lack for something deep within.
Don't know why and don't know where I am roaming through the night Looking for your fragile figure To embrace it very tight.
Alice, dear, I look hilarious In my suit and with top hat. But I hope that you have better Attitude to all of that.
Outlandish** is now useless, We can speak of what we want. But I still do love that poem Where you're slaying Jabberwock.
Well, it's late, and light is fading. I can hardly see the pen. So, I'm sure about one thing: You'll come back. But only...when?...
Notes (особо будет понятно тем, кто читал оригинальный сценарий или его перевод из поста вот этого): *Tugley Woods - Глущобный Лес, Глущобы, где стоял дом Зайца, происходило Безумное Чаепитие, а по первому сценарию еще и произошло финальное сражение с Бармаглотом. **Outlandish - Заземельский язык. Язык всех приверженцев Сопротивления режиму Красной Королевы. На нем написано и стихотворение про Бармаглота.
Капель за окном настойчиво стучит по карнизу - притворяется дождем ) Я ее за это прощаю и даже более того - уважаю и люблю ) Поскорее бы уже, в конце концов... В 7.50 утра на термометре - +3. Возможно ли? Сердце радостно приплясывает ) Ух, какую же жигу-дрыгу оно станцует, когда действительно пойдет первый Дождь....
Плюнула. Времени все равно не будет. Пока арт нарисуется - десять раз состарюсь. Выложу стих так.
У меня бред-бред-бред и полное погружение ) причем сказать: "Хьюстон, у нас все нормально" - не получается ) Алиса, по соображениям МакТвиспа в оригинальном Льюсовском сценарии варианте была "не в себе, а в Мэри-Энн". Я же как раз в Алисе )) за неделю - ни минуты даже не сидела на контакте О_о не писала посты на май-опера, не рисовала на планшете, не делала заданий (кроме как баку один денечек), а все глаза просмотрела в соо по Вандерлэнду, да вносила свой непосильный вклад - переводила куски скрипта Алисы, датированного 2007 (т.е. еще не покоцанного редакциями), да контроллила перевод другими чудачками сообщниками (: и вышло недурственно, в принципе ) если кто еще не видел если кому-то это вообще интересно
Вынырну скоро. Потому что время подходит. Я, видите ли, не Шляпник (а жаль), и время для меня все-таки идет. Так что сценарий переведен, прочитан, фильм пересмотрен, интервью выслышаны в преогромном количестве, от фанфиков уже тихонько подвываю и вычитываю только R и NC (будто они вообще есть в нашем соо :Р), либо исключительно красивой словоформости тексты... Сення написала стишок от имени Шляпника Алиске, поняла, что совсем уже чокнулась, устыдилась и решила, что выложу его, лишь если еще нарисую фанартик какой-нить. Иначе - стыдно-стыдно-стыдно... :[
зы. на Как Приручить Дракона идти всем и КАТЕГОРИЧЕСКИ! ) Это нечто! Да, шаблоны теперь везде, но тут постарались их как-то сгладить, отношения чуть подмазать, рожицы слепить поинтереснее, 3D сделать куда мягче, чем во всех Фрикадельках, Вверхах и прочем, ОСТ воздушно-кельтский, чудовища прекрасны, из кинотеатра выходишь окрыленным и сияющим )
господи!! ну ЛУЖИ ЖЕ!! жижицы и лужицы!!! прыгаешь через половину проезжей части через бурлящие потоки, визжишь от проезжающих мимо драндулетов, и счастье-счастье-счастье!!! ))) и даже, вроде как, люди рядом тоже радуются ) да, мокро, да. и грязно. и течет куда-то.. но... НО. ВЕСНА ЖЕ...!!!! аааааааах *в экстазе*
а фик писать не буду. не. буду переводить оригинальный первоначальный немодерированный сценарий алисы ) вот )
просто до глупости дико. или до дикости глупо. и я в какой-то мере, дура, рада этой головной боли. и я не хочу идти за таблеткой.. это ведь еще один повод так и не начать писать баку... никакого чувства спешки, а ведь пора.. уже 5ая учебная неделя, а я еще и пальчиком не тронула учебу. ну, так, с текучкой поковырялась.. да ее и не так что бы много... моей душе-родом-из-мая так сложно поверить в это счастье: световой день все удлинняяяяется и удлинняяяяется, как улыбка чешира, повисшая в воздухе. вот уже почти семь, а все еще сумерки, и ничуть не ночь. радостно. тепло. и надежда на то, что снова будет тепло-тепло, птицей в грудной клетке поет и на жердочке в нетерпении подпрыгивает ) ах ах.. случаются такие нечаянные приятности в этой жизни. не так уж часто, но заклинивает меня на вполне такой нехилый срок ) в этот раз я подсела на бёртоновскую Алису (: "Мы с Тамарой ходим парой" или дуэт "Депп и Бёртон" - это на века ) уже 7 фильмов вместе, и все радость-радость-радость ) а рыжие застенчивые существа меня вообще всегда с ума сводили %)) так что днями и ночами брежу, брежу... читаю и перечитываю, смотрю и пересматриваю, слушаю и переслушиваю. книжки, фильмы, осты, мюзиклы (даже советскую пластинку с песнями, перегнанную в цифру, нашла..). и пусть Счастье, как сказал какой-то скучно-логично-апатичный дядько, которого как-то процитировала одна наша преподша, - это всего только "состояние кратковременной эйфории от достигнутой цели", вот сейчас я счатлива или почти_. ) инфантильности нашего поколения стоит написать гимн... ) написать, что ли, первый в жизни фик?...... *краснеет* или уже поздно начинать?
Music of my day: Lisa Mitchell - милашка из Австралии. есть в ней что-то...некоммерческое ))
сегодня, за день до того, как мое совершеннолетие перестанет оспариваться зарубежом, я невольна вышла на статистику своих денроженных отмечаний. на 18 лет у меня в гостях было 18 человек. на 19 лет - 6. причем из тех, кто был на 18 - только две девушки (11.11%) на 20 - 8 человек. из тех, что были на 19 - все те 6 (75%) на 21 зову 11 (придет от 8 до 12...), из прошлогодних - те же неизменных 6 (54.54%)
и так стало....... странно... больше грустно все-таки, чем приятно. да, жизнь вообще изменчивая, и то, что человек ищет себя и меняется его окружение - нормально. но так странно. кажется, ну неужели за год столько всего может поменяться? люди, ты, события, состояние. да ну, бросьте вы... а оказывается, может. за три - тем более. вообще иная жизнь. и мне стыдно. стыдно, что не могу остаться в жизни каждого так глубоко, как хотелось бы ( стыдно, что следы многих из тех, с кем общаюсь, постепенно будут стираться. но маленькие осколочки каждого и каждой - они навсегда в моем сердце. нет ни одного человека, который бы не оставил в нашей жизни следа, если хоть раз в нее заглянул чуть более, чем просто как случайный прохожий...
люблю вас.. всех... кто был, есть и будет еще.
зы. а на дайрике в профиле мне уже пишут 21 почему-то... обидно. я-то не хочу. я и на 20-то себя не ощущала ни одного дня этого года. так...17-18 с натяжкой.....
ззы. герпес на губке ( надо ж было... праздник, красивой надо быть - а тут он (
зима - и в воздухе витает фальшь. ненастоящие - выращенные на анаболиках генмодифицированные овощи и фрукты, не по-настоящему греющее солнце, даже облака - ненастоящие.
бьюсь об заклад, вы никогда не видели, чтобы облака летели со скокростью 20 метров в секунду ) не видела этого и я. до сегдоняшнего дня. купол торгового центра Роял Парк - стеклянный (и как они только от птичек его чистят летом...). на нижнем этаже - как и полагается, - кафе. и стоит его посетителям поднять глаза вверх - виден кусочек неба. подняв их сегодня, я на три-четыре секунды подумала, что: а) я либо свихнулась; б) либо свихнулся мир и пришел апокалипсис; в) я попала, наконец, в сказку или с миром начало происходить что-то около-фантастическое. третий вариант был притягательнее всего ) дело в том, что я увидела облака, несущиеся настолько быстро, что так и самолеты едва ли летают... и этот контраст - мчащиеся облака, стокойно попивающие кофе люди рядом, рыжий мальчик с голубыми глазами по правую руку от меня, тоже глядящий с изумлением на это засткленное безумие над головой... все было так...фантастически прекрасно... а потом врубилась сволочь-логика. и я поняла, что это просто пар из вентиляции, моментально загустевающий в морозном воздухе (и правда, какие облака в -20...)... ксо. а так хотелось в сказку...
зы.Shutter Island с Лео Ди - прекрасен. в плане, как психологический триллер, конечно, ужасен. но прекрасен, тем не менее. он действительно молодец ) играет. только остается после концовки легкое разочарование: сюжет завершается тем же, чем в Играх Разума.. но не буду особо спойлить (;
мне хочется поднять все старые пласты музыки, которые были моим миром когда-то. наполнить ими комнату, уши, мозг, душу. захлебнуться в де-жа-вю, чтобы стало смешно и тошно. чтобы было снова больно и очень светлло. очень светло и очень странно. чтобы хотелось умереть так сильно, что точно этого никогда не сделаешь. потому что когда чего-то действительно ОЧЕНЬ хочешь - значит, УЖЕ ЧУВСТВУЕШЬ, и значит, ЖИВЕШЬ. умирать стоит лишь в случае глубочайшей апатии. когда уже ни_о_чем, когда уже все_равно, когда картинок в голове у тебя уже достаточно, и пополнение больше не предвидится или больше не интересует тебя. тогда ты можешь сказать: мне незачем жить. мне хочется плакать каждые полчаса, и хотя бы наполовину я иду у этого своего желания наповоду *как хорошо, что я девочка*. мне хочется влюбиться в этот мир снова, но для этого ему для начала нужно хотя бы немножко потеплеть... набраться красок, вобрать в себя на толику больше ароматов, а еще...отпустить меня. меня, птицу, у которой крылья все еще есть, а шарик для полетов отобрали - построили на его месте аттракционы для загребания денег... хочу больную весну, которая всегда - как в первый раз. которая всегда - самое значимое событие в году. которая всегда - тонны спасительных дождей, что до блеска отмывают все самые темные и запылившиеся за зиму длиной в полгода уголочки души... собственно, о рефлексиия не знаю, как люди находят в себе силы. я не умею, наверное, черпать их из внутреннего источника. у меня он слишком слабый, особенно, когда вокруг уже столько времени зима... она скрипит грязным снегом с песком на зубах, она вьюгой завывает в ушах, она где-то в животе - противным тепло-слизким комком... она уже ничуть не Королева в искристых мехах и ледяной короне. она просто frozen hell. потому что для души это абсолютнейший ад: так долго не видеть живого_Неба..... я достала всех. саму себя. знакомцев и незнакомцев. Его. мне противно от рефлексии, но я насильно заставляю себя копать все глубже, потому что все эти косметические ремонты ни к чему не приводят. - от этой картины на стене очень большая польза - она дырку в стене загораживает (с) так и живем. по принципу "это нормально, так у всех". и дырки у всех, и картины у всех. или у многих. а снять, да по-настоящему попытаться что-то с этой дыркой сделать.....твайу мать, да у всех кишка тонка (( совесть? да, да, да и еще раз да!!! а что, если кому-то нравится эта картина?? что, если кто-то уже забыл, что она всего лишь загораживает дефект, и полюбил эту картину просто за то, какая она красивая?? нет, черт подери, меня все равно будет волновать, заколотили ли дырку. и все равно я буду против любовного отношения к картине..... а потому все-таки топну ножкой и сниму. и ночью, услышав, как, стоя у окна, кто-то тихо плачет, просто останется удавиться ( мне очень плохо. мне не_свободно. я словно дергаюсь в паутине, которую сама когда-то сплела... чувствую себя последней сволочью. причем в обоих исходах. если я не додаю любви, чувств, которых просто больше не осталось, и ради Него дальше продолжаю эти "western-like отношения" - я преступница. если я честно пытаюсь сознаться в этом и привести к единственному в этой ситуации выходу - rupture - я преступница. может, альтернатива где-то затерялась, а я не вижу?... я всё потеряла, что держала в руках. рассыпала горошины... (с) поднять еще можно. наверное. надо только постараться разобраться в своих ощущениях.. и поэтому - самокопание, здравствуй. я так давно по тебе скучала...... *саркастическая усмешка*
Тебезы. я прочитала Твой пост только сегодня. ужасный день... погода менялась, и все катилось к чертям ( и очень стыдно стало. но безумно красиво написано. ничего особенного - но безумно красиво. очень тихо. шепотом. и грустью в глазах. прости...
ззы. Песня прикрепленная и дала название моему дневнику уже, кажется, сотню лет назад... а всего-то - 4 года...
снова Макото Синкай. Она и Ее Кот. доллго искала именно с _этими_ английскими сабами. есть еще версия. и там слова такие...отстраненные...пустые. и, хотя всегда спасает потрясающе не подходящий для кота великолепно мягкий и вкрадчивый голос расказчика, хотелось найти именно их. Извечные концовки Макото: ее слова, его слова - вплетение друг в друга мыслей и чувств, - все это заставляет тебя еще ненадолго задержать в голове все увиденные образы. даже после того, как на экране повиснет темнота... и ты понимаешь в эти несколько секунд _после_: что-то изменилось.
пара последних дней - водопад событий и каких-то эмоций. не всегда положительных. но эмоции - это моя вровь. и потому все равно - хорошо. ведь я ЖИВУ. выбор подарков на годовщину братика и его жены, открытые пространства и толпы народа (страшно боюсь мега-моллов, ибо чувствую себя там просто как в открытом поле суслик, когда в небе носятся сапсаны), промывание мозгов у клиентов, которые, как по канону, попросили "а вот тут красненького добавить", чьи-то глаза, мысли, бессонные ночи и разговоры. а еще меня попросили поучаствовать в создании подарка для друга одного мальчика с потока. странно, что я, не зная именниника, что-то делаю.. но концепт, наверное, порадовал: покупается ящик пива (20 бутылок), и моими силами ваяются спешл-этикетки. потом печатаются в типографии и приляпываются сверху. итого - эксклюзиффф ) ну вот они, собсно:
Знаете, что белый - это все цвета в комплексе? Вот и слово "ничего" - это то же. Это когда в голове столько мыслей и столько эмоций, столько надо сказать, а вычленить основное не получается, и думаешь: легче ни-че-го не говорить. И на вопрос: "что случилось?" - конечно же, отвечаешь "ничего".